Раздел имущества - Диана Джонсон Страница 9

Венна смогли опознать по перчатке, которая оказалась на поверхности оседающего снега. При нем не было бумажника, но в кармане его парки, застегнутом на молнию, нашлась кредитная карточка банка «Барклай», и его сотрудник, ответивший на звонок службы помощи, которая работала двадцать четыре часа в сутки, смог установить личность Венна и дал спасателям его адрес в Англии — вот почему его английские родственники узнали обо всем первыми и уже выехали сюда. «Барклай» не смог помочь выяснить, в каком отеле Венн остановился в Вальмери. К счастью, на лыжах, из которых была найдена только одна, стояло имя «Жан Нуар» — это было агентство, в котором Венн арендовал лыжное снаряжение. Сложность заключалась в том, что в этом районе услугами данного агентства пользовались многие отели, поэтому понадобилось какое-то время, чтобы установить арендатора…

Да, именно благодаря такому чуду, как компьютер, родственники Венна, находившиеся так далеко, первыми узнали о постигшей его беде.

Стало известно, что у Венна были и другие дети, постарше, и другие жены. Какая трагедия для них всех! Как неблагоразумно для человека в его возрасте отправиться кататься на горных лыжах!

Были и еще подробности, которые обсуждались то в одной, то в другой группе.

Его лицо покрылось ледяным панцирем, который образовался из-за застывшего дыхания; его задушило собственное дыхание.

Руки Венна были вытянуты вперед — он заслонялся ими, как грешники гибнущих Помпеев заслонялись от раскаленного пепла. А может быть, он пытался пальцами разрыть снег, которым его завалило.

Под ледяной маской на лице Венна застыло выражение обреченности, как у мумии.

Кип отнес Гарри в номер Керри и Адриана, где стояла детская кроватка, и надел ему пижамку со штанишками-ползунками. Он не был уверен, не рано ли Гарри слушать сказки, но все же начал рассказывать ему «Три медведя». Однако Гарри не хотелось слушать сказку, он слез с колен Кипа и стал бегать по комнате. Кип положил его в кроватку, где Гарри некоторое время плакал, однако не очень убедительно, и наконец заснул, посасывая большой палец. Кип решил, что если он включит телевизор, то разбудит Гарри, и поэтому какое-то время молча сидел в полутемной комнате. Однако просто сидеть, думая об Адриане и Керри и вспоминая страшную паутину медицинских трубок и надетые на лица кислородные маски, ему было не по душе. Думая об угасании жизни в больнице и чувствуя кипение жизни внизу, он в какой-то момент, показавшийся ему подходящим, на цыпочках вышел из номера и направился в гостиную, которая находилась этажом ниже холла.

Посередине гостиной располагался круглый бар, где официанты наполняли подносы, а стоявшие по всему периметру обитые материей стулья и низкие кофейные столики приглашали гостей отеля удобно расположиться и пообщаться друг с другом. Стены гостиной, стилизованные под камень, все еще были украшены гирляндами из сосновых веток, которые оставались тут с Рождества. Как раз в этом помещении постояльцы собирались после обеда, чтобы под аккомпанемент пианиста или нескольких музыкантов, которые наигрывали знакомые мелодии, выпить по чашечке кофе, а затем перейти к бренди, а может, и к виски с содовой.

Кип чувствовал на себе дружеские, сочувствующие взгляды.

— Ужасное несчастье, — произнес один из присутствующих, когда Кип проходил мимо него.

— Рейнхардт Краус из Бремена, — представился другой мужчина, стоявший рядом. Он был загорелым и совсем лысым. — Моя жена, Бертильда. Ужасно, ужасно!

Все хотели знать, что случилось, даже несмотря на то, что они, кажется, все уже знали, и когда Кип стал рассказывать то, что знал сам, остальные подошли поближе.

— Они пока в больнице. Их нужно согревать очень медленно. Моя сестра еще без сознания, но, кажется, с ней будет все нормально. С зятем дела обстоят не так хорошо…

Чувствовать интерес окружающих было утешительно, но неловко. Возможно, этот интерес был вызван только любопытством, но Кипу казалось, что улыбки на лицах вызваны добротой. Словно бы он сам совершил какой-то героический поступок. Господин Краус спросил его, любит ли он пиво, и он ответил «да». Но когда пиво принесли, он не стал его пить, а остался стоять около камина тепло, казалось, исходило не от него, а от находящихся в гостиной людей. Вокруг Кипа раздавалась непонятная разноязыкая речь. Несмотря на то что с ним они говорили по-английски, предоставленные сами себе переходили на немецкий, французский или славянские языки, которых он раньше никогда не слышал. Это было вавилонское столпотворение, наполненное сочувствием и беспокойством. Иногда на фоне разноголосого бормотанья до его слуха доносились английские слова, которые складывались во фразы: «по-прежнему в коме», «преступная небрежность отвечавших за состояние лыжных трасс и лыжного патруля». Внезапно ему пришло в голову, что в больнице не смогут позвонить ему, если что-нибудь случится. Знают ли они, где он находится и кто он такой?

К нему подошел Кристиан Жафф, и Кип задал ему все эти вопросы.

— Они знают, что вы здесь. Мы все время на связи, — сказал Жафф. — Родственники Венна уже в пути.

С авторитетным видом Жафф отвечал на вопросы гостей, которые сгрудились вокруг него. Кип знал, что у Адриана, кроме Гарри, были и другие дети, что Адриан был раньше женат, но не знал на ком. При мысли о том, что кто-то другой приедет, чтобы поддержать его, и тоже увидит холодные помертвевшие тела, он испытал некоторое облегчение: он не останется один.

Но потом в голове завертелись новые проблемы: ему придется сегодня ночью спать в номере Керри или же перенести Гарри к себе в номер, что означало бы тащить туда все детские вещи. Подумав так, он словно бы извлек из подсознания одну мысль, которая закрывала выход другим беспокойным мыслям, и теперь все они назойливо полезли ему в голову: об одежде для Гарри и о том, как платить горничной, если он сможет уговорить ее помочь ему завтра, и можно ли будет внести это в общий счет за пребывание в отеле, и о том, сколько дней Керри проведет в больнице. А в глубине сознания таилось самое главное — страх за Керри и, конечно, Адриана — за две неподвижные фигуры, опутанные больничными трубками и залитые жутким голубым светом в странной альпийской больнице, в стране, где он не мог ни с кем поговорить.

Поэтому он почувствовал облегчение, когда следующим заговорившим с ним человеком оказалась миловидная светловолосая женщина с длинной косой. Кип видел ее в столовой — она сидела в одиночестве. Это показалось ему интересным. Обычно, когда люди сидят одни, они читают книгу или о чем-то думают, а она просто сидела с невозмутимым спокойствием, которое ему понравилось, и внимательно следила за происходящим. Другие тоже на нее смотрели. Кип думал, что она может оказаться иностранкой, но теперь, когда она заговорила, голос ее зазвучал, несомненно, по-американски:

— Привет, меня зовут Эми. Я просто хотела спросить, не могу ли я чем-нибудь тебе помочь.