Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли Страница 9

Нас услыхала моя двоюродная бабушка Майра, которая в тот момент проходила через кухню.

– А вот я возвращаться домой не хочу, – заявила она. – В песнях не поется о том, как люди умирают с голоду, о трупах, валяющихся на улицах, и лендлордах, которые спокойно через них переступают. Так что радуйтесь тому, что вы американки, девочки. Я – радуюсь.

Я знала, что отцом детей Майры был ее лендлорд. Об этом мне рассказал ее сын и мой кузен Томас, когда мы в тот день, на выставке, ужинали в ресторанчике миссис Харт «Донегал Кастл», стилизованном под замок. В меню было написано: «Древняя средневековая еда», но на самом деле это была просто отварная солонина с капустой.

Томас поселился в Сан-Франциско. Тогда ему было лет пятьдесят, он никогда не был женат. Мужчина он был довольно суровый, не смеялся и не участвовал в веселой болтовне вместе со всеми остальными. Он выпивал, прикладываясь к серебряной карманной фляге, которую больше никому не предлагал. Томас наклонился ко мне и сказал:

– А я – владелец настоящего замка в Ирландии, он принадлежит моему отцу. Я его старший сын.

Я видела, что бабушка Майра следит за нами, и чуть позднее, когда мы прогуливались по центральной аллее, она отвела меня в сторону.

– Томас наплел тебе что-то насчет его потерянного наследства? – спросила она.

– Было немного, – ответила я.

– Бедняга Томас, – вздохнула она. – Выдумал себе историю, а у меня не хватило духу сказать ему, что его дедушка Пайк был настоящим чудовищем, а его сын, отец Томаса, – не намного лучше.

Она жестом указала на моего двоюродного дедушку Патрика – брата моего дедушки Майкла – и бабушку Онору, которые вместе шли впереди. Тогда они уже поженились – было от чего голове пойти кругом.

– Твой дедушка Патрик рассказал моим сыновьям, Томасу и Дэниелу, что их отец, Роберт Пайк, погиб смертью солдата в Индии. Он знал, что им такая версия понравится. Хотя сама я в толк не возьму, как может нравиться то, что англичане схватили за горло несчастную чужую страну.

Когда я была маленькой, то думала, что Патрик мне дедушка. Но он сказал, что у меня был самый лучший дедушка на свете – его брат Майкл Келли.

– Он лучше, чем я.

– Но он же умер, – возразила я.

Мне тогда было лет десять. Я любила помогать ему копать картошку на участке земли, который он возделывал на пустоши недалеко от берега реки. Дедушка Патрик рассказывал, что когда-то на этом месте стоял лагерь последней в Бриджпорте семьи индейцев потаватоми. Вообще, он знал массу замечательных историй.

– А какое отношение то, сколько человек прожил, имеет к его величию? – спросил он у меня.

– Но разве жить не лучше, чем умирать? – спросила я.

– Это не всегда так, – последовал его ответ.

Подозреваю, что с того самого дня я начала уклоняться от выслушивания рассказов бабушки и хора женщин в темных шалях, которые собирались вокруг нашего очага. Это все были очень печальные истории: влюбленные расставались, воины умирали, корабли шли ко дну. В Чикаго ирландцы жили счастливо. Танцевали под музыку лучшего в мире оркестра Макнамары, получали самую лучшую работу, покупали самые большие дома, посылали своих сыновей учиться в элитный католический университет Нотр-Дам, поддерживали свою баскетбольную команду «Файтинг Айриш» – «Сражающиеся Ирландцы» – от победы к победе. Мы потерялись в старой Ирландии, но побеждали в Чикаго. Взять хотя бы меня: я – модельер отдела дамской моды в «Монтгомери Уорд». Да здравствую я, ура!

Но Генриетта сразу же заявила:

– У этих ребят из «Монтгомери Уорд», должно быть, размягчение мозгов. Никто не станет покупать дурацкие платья, которые ты выдумываешь, Нони. Тут скрывается что-то другое. Может, этот Бартлетт чего-то от тебя ждет?

Мама и Агнелла непонимающе посмотрели на нее, но тут резко вмешался Майк:

– Все, Генриетта, довольно. Эл Бартлетт – славный парень, член команды «Найтс ов Коламбус». А у Нони масса талантов.

– Спасибо, Майк, – поблагодарила я. – Кстати, помогает мне Роза Маккейб.

– А Мейм? – поинтересовался Майк. – Она тоже принимает участие в этом новом предприятии?

– Она получила отдельную должность и теперь будет писать письма клиентам в качестве специальной помощницы мистера Бартлетта.

– Как все здорово теперь складывается, – сказала мама. – Такая славная молодая женщина эта Мейм.

Генриетта же злобно ворчала – слова просачивались сквозь ее стиснутые зубы.

– Когда я думаю, как приходилось работать мне, – скрипела она, – когда я драила полы этим неблагодарным сучкам с Мичиган-авеню…

– Следи за своим языком, Генриетта! – оборвала ее мама.

– Вот это правильно! Критиковать меня, а ведь я всего лишь говорю правду. Но всем плевать на то, что я думаю, особенно когда собой похваляется мисс Нора Келли, которая слишком хороша, чтобы как-то приложить руку к содержанию дома в чистоте и порядке.

– Ох, мама, – произнесла Агнелла и потянулась рукой, чтобы коснуться плеча Генриетты.

– И не надо тут никаких «ох, мама», Агнелла Келли. Нони заразила тебя, а ты это позволяешь. Я назвала тебя в честь своей учительницы, сестры Агнеллы, которая ценила меня, а теперь ты, моя собственная дочь…

Генриетта встала и вышла из комнаты. Лицо ее покраснело и скривилось, она буквально выдавливала из себя жалостливые слезы.

Аг тоже встала, чтобы последовать за ней, но мама сказала:

– Сначала закончи ужин, Агнелла, – и сама пошла за Генриеттой в ее комнату.

Мы остались сидеть за столом, уставившись в свои тарелки. Хорошего настроения как не бывало.

– Она держит всех нас в заложниках, – наконец сказала я. – Эта ее зависть и…

– Прошу тебя, Нони, – оборвал меня Майк, кивая в сторону Агнеллы и ее братьев – Билла, молчаливого маленького двенадцатилетнего подростка, и десятилетнего очаровашки Эда, который вечно развлекал нас своими историями. Оба были подавлены. А Энни, наша женщина-коп, арестовавшая – на минуточку! – грабителя банка, просто смотрела куда-то вдаль и сокрушенно качала головой.