Осмелилась тебя желать - Андреа Лоренс Страница 9

Несмотря на то что накануне она легла спать очень поздно, с восходом солнца Скарлетт уже проснулась. Вспомнив события предыдущего вечера, она решила, что Мейсон был прав, когда говорил о запутанности их отношений. В данной ситуации им было тяжелее находиться вместе, чем жить порознь. Мейсон был явно настроен держаться от нее подальше, и она была обязана уважать его решение, как бы ни билось ее сердце при одном лишь взгляде на него. Но взаимное влечение не решит их проблем.

Она набросила на себя шелковый халат и потихоньку спустилась в кухню. Как обычно, сварила себе кофе, приняла свои витамины и в поисках еды заглянула в холодильник. Не найдя там ничего подходящего, она закрыла его, и взгляд ее упал на расположенную рядом дверь в детскую.

Прошлой ночью, когда Луна расплакалась, Скарлетт с большим трудом заставила себя войти в эту комнату. Она подхватила плачущего ребенка, поспешно поменяла подгузник и выскочила из комнаты как ошпаренная. Она боялась взглянуть на выкрашенные в яркий голубой цвет стены, на игрушки, стоявшие на полках, на висевшее на стене над кроваткой имя «Эван», сделанное из плюша. Она не хотела видеть все это. Поэтому и не заходила в детскую почти четырнадцать месяцев.

Но сейчас Луна не плакала. И Скарлетт не было нужды заходить туда. Но все равно она решила проверить, как там малышка. Она подошла к двери и остановилась. На этот раз, когда ее не подстегивал настойчивый детский плач, протянуть руку и взяться за дверную ручку оказалось труднее, чем она предполагала. Это было такое простое действие, но такое важное для нее. В доме стояла полная тишина, и ей казалось, что она слышит, как сердце бешено колотится у нее в груди. Она протянула руку и дотронулась до холодной металлической ручки. Потом опять заколебалась.

Скарлетт и сама не знала, почему эта комната так важна для нее. Ей казалось, что это было единственным, что осталось у нее от Эвана. Но на самом деле это не так. Его больше не было в этой комнате. Это была просто комната, в которой много детских вещей. По крайней мере, так говорил ей Мейсон.

В течение нескольких месяцев после того, как у них отняли Эвана, Мейсон уговаривал Скарлетт переоборудовать эту комнату в библиотеку. Или в кладовую. Или в гимнастический зал. Во что угодно, лишь бы она не оставалась памятником ребенку, которого они потеряли. Но потом и он сдался. И так было до тех пор, пока детская не понадобилась для Луны.

Он был прав. Скарлетт понимала это. Сделав глубокий вдох, она приоткрыла дверь. И увидела стоявшую в кроватке Луну, которая сразу же заулыбалась ей. Очевидно, этот ребенок был жаворонком.

– Ты почему уже не спишь? – спросила Скарлетт.

Луна сразу же начала подпрыгивать и раскачиваться, держась за бортики кроватки. И, глядя на племянницу, Скарлетт не могла сдержать улыбки. Она была очень жизнерадостным ребенком. И было горько думать о том, как трагично начиналась ее жизнь. Луна не будет помнить своих родителей и никогда не узнает, какой хорошей матерью была Рэчел и как Джей обожал свою маленькую дочь.

Эта мысль заставила Скарлетт шагнуть в детскую. Луна протянула к ней ручонки, но потеряла равновесие и упала, ударившись головой о бортик кровати. Она разразилась громким плачем, и Скарлетт бросилась к ней и схватила ее на руки.

– Мама-а-а! – завопила Луна, обливаясь слезами, и сердце Скарлетт сжалось при воспоминании о Рэчел, которую малышка никогда больше не увидит.

Она прижала девочку к груди, гладя ее по спинке и бормоча утешительные слова. И малышка постепенно успокоилась и посмотрела на Скарлетт огромными синими глазами, так похожими на глаза Мейсона. И у него, и у Джея были одинаковые глаза необычного ярко-синего цвета, и Луна унаследовала эти глаза от отца. И Скарлетт подумала о том, что незнакомые люди всегда будут принимать ее за дочь Мейсона.

У нее сдавило грудь при мысли о том, что, если бы у них с Мейсоном были дети, они были бы похожи на Луну. И в этот момент Луна подняла ручонку и дотронулась до ее щеки. И от этого жеста у Скарлетт выступили слезы на глазах и ее защитные бастионы начали рушиться.

Все должно было быть совсем не так. Она хотела сохранять дистанцию, чтобы не привязаться к ребенку, которого ей не суждено было воспитывать. Эту девочку будет воспитывать ее муж. Бывший муж. А не она. И это означало, что она снова рискует остаться с разбитым сердцем. А она поклялась, что такого с ней больше никогда не случится. Она хорошо знала себя. Любому ребенку стоило лишь взглянуть на нее, и она сразу же таяла. И бороться с этим было совершенно напрасно.

Когда Луна успокоилась, Скарлетт осознала, что находится в детской уже добрых пять минут. И ничего не произошло. Это была просто комната. Она боялась мучительных воспоминаний об Эване, но они оказались не такими уж мучительными. Она вздохнула с облегчением, но при этом подумала о том, что снова с готовностью вступила на путь, ведущий к катастрофе.

Но, глядя на Луну, она поняла, что не в состоянии бороться с судьбой. Она может пытаться рассуждать здраво, напоминать себе о том, что это все временно, но говорить, что она равнодушна к малышке, было просто самообманом. Она хотела вдыхать запах ее шампуня и укачивать ее по вечерам.

Скарлетт подошла к креслу-качалке и осторожно опустилась на него. В первый раз после того, как у нее отобрали Эвана. Сидеть с ним в этом кресле было ее самым любимым занятием. Мейсону приходилось заставлять ее положить ребенка в колыбель, потому что она могла сидеть с ним так всю ночь. И теперь, держа на руках Луну, Скарлетт испытывала чувство умиротворения.

Очень скоро Луна заснула, и Скарлетт почувствовала, как у нее тоже начали слипаться веки. Она закрыла глаза, казалось бы, всего на несколько секунд. И ее разбудил громкий шепот: