Единственные - Далия Трускиновская Страница 9

А потом случилась беда. Борис Петрович раздумал жениться.

Он, дурак, позвонил в корректуру посреди рабочего дня и сказал в трубку что-то вроде:

– Знаешь, ничего у нас не выйдет, мы не пара.

Никто ничего не понял – Лида аккуратно положила трубку на рычажки и упала.

Варвара Павловна выскочила из-за стола, с трудом опустилась на колени, потрогала Лидино лицо, оттянула веко и заорала на Илону:

– Дура, что стоишь?! «Скорую» вызывай!

Но прежде, чем приехала «скорая», выпускающий Рома добежал до типографского медпункта и привел сестричку Антонину Васильевну с полным боезапасом – нашатырным спиртом, валерьянкой, валидолом и еще какими-то таблетками в коробочках.

В больницу Лиду не повезли, но Варвара Павловна успела пошептаться с фельдшерицей, делавшей укол. Когда «скорая» уехала, Варвара Павловна выгнала всех из корректорской, осталась наедине с Лидой, а потом, когда впустила Илону и Регину, была очень мрачна.

– Регинка, ты у нас самая шустрая, – сказала она. – Бери талмуд, ищи, какая контора в городе рефрижераторами занимается, добывай мне телефон парткома.

– Не надо, – возразила Лида.

– Чего – не надо?

– Ничего не надо.

Регина уже листала здоровенную телефонную книгу, разбухшую от закладок и вклеек, ее в корректуре называли талмудом и очень берегли – там были правильные названия всех предприятий.

– Поговори мне еще! – прикрикнула на Лиду Варвара Павловна. – Илонка, звони Жанне, пусть срочно едет сюда. Они потом с дежурствами разберутся. Звони, звони! Рома, ну-ка, добеги до Бекасова, если машина не в разъездах, скажи – мне нужна на полчасика.

Главный редактор, Бекасов, тоже был фронтовик, они чуть ли не в одной дивизии с Варварой Павловной воевали. Только он был подполковником, а она – связисткой.

Но Лида наотрез отказалась ехать домой и ложиться в постель.

Варвара Павловна и Регина отыскали нужные телефоны. Сразу звонить не стали – Варвара Павловна не хотела воевать при Лиде. Жанна все же приехала, села с Региной сверять полосу, а Илоне было велено вывести Лиду на свежий воздух – продышаться.

От здания, примыкавшего к типографии, где поселилась редакция, было пять минут до парка. Погода к сидению на лавочке не располагала – накрапывал дождь; это, наверно, был последний осенний дождь, и следовало ожидать снегопадов.

– Что я моим скажу?.. – безнадежно спросила Лида.

Ее родители жили в крошечном городишке, в семье старшего брата, и очень верили в светлое будущее своей младшенькой. Брат был не родной, а сводный, из прежней, еще довоенной семьи отца, и Лида, как Илона догадывалась, с ним не очень ладила.

– Ну, скажешь, что он оказался козлом.

– А ребенок?

Тут только до Илоны дошла суть дела.

– Н-ну, ребенок… Н-ну… это же не обязательно? – кое-как выговорила она.

Девицы из «Аншлага» недавно решали точно такую же проблему и общими усилиями искали вменяемого гинеколога для Нади, которая в «Большеротой» играла леди Гризел в первом составе. Все они хвастались своей отвагой – тут выяснилось, что Марина уже успела сделать целых два аборта, и ничего, чувствует себя прекрасно, и ночные кошмары ее не преследуют.

– Я не хочу избавляться от ребенка, – сказала Лида. – Я не могу, понимаешь?

– А что ты с ним будешь делать? Это же – с работы уходить, на что-то жить… Знаешь что? Тебе нужно поговорить с Борисом Петровичем! Может, он вообще пьян! И сам не понимает, что лопочет!

– Не был он пьян.

– Лидка, нужно с ним увидеться. Пока Варвара не позвонила в партком. Он ведь у тебя партийный?

Илона была просто уверена, что правильная Лида не пойдет замуж за беспартийного.

– Я не могу.

– Да что ты заладила – не могу, не могу…

Положение Лиды Илона прекрасно понимала – каких родителей обрадует явление дочки с безотцовщиной на руках? Вот если бы выйти замуж хоть на полгода – другое дело.

– Ну, что я ему скажу? Пожалей меня, дуру, женись на мне?! – вдруг взорвалась Лида.

– Ты хоть понимаешь, почему он передумал?

– Я вообще ничего не понимаю…

– Вот что. Я позвоню Яру, он что-нибудь придумает, – решила Илона.

– Ну, что он может придумать?..

– Не опускай руки, ты что?! Ты совсем уже размазня какая-то? – закричала Илона. Крик был от бессилия – она видела, что сама ничем не может помочь подружке.

Потом они вернулись в редакцию, и Илона вызвонила Яра. Он обещал прийти – и не пришел.

– Ты свободна, – сказала ей Варвара Павловна. – Беги уж в свой театр.

Илона встала у дверей, соображая, что сейчас будет правильно – нестись на репетицию или остаться, чтобы вместе с Лидой поехать к ней домой, на окраину, в комнатушку, которую она снимала у дальней родственницы. Родственница прописала ее у себя, чтобы Лида могла устроиться на работу, но брала за комнатушку бешеные деньги – тридцать рублей.

Немалыми усилиями она принудила себя остаться. До конца смены было еще не меньше полутора часов, Илона пошла в типографский буфет. Там к концу дня оставались обычно пирожки с капустой, очень даже неплохие пирожки по четыре копейки. В буфете к Илоне подошли чумазые наборщицы и верстальщицы, вся бригада, – они уже знали про Лидин обморок.

– Вы, девчонки, завтра же поезжайте к этому сукину сыну на работу, – сказала Любка. – Что, в самом деле, за так-твою-мать? А если Лидке какая-то оторва дорогу перебежала – так ее шугануть, чтобы вообще про мужиков думать забыла! Скажи – кислоты в зенки плеснешь, поняла?

– Может, она не знала, что у Бориса Петровича есть невеста?

– Не знала – так узнает!

Типографские нравы были просты и незатейливы. Там образовалось несколько пар, состоявших в романах, все это знали – и все молчали. Но если бы у замужней линотипистки кто-то вздумал увести мужа, да она бы пожаловалась подружкам, да привлекли бы к этому делу всех знакомых, – очень скоро у разлучницы начались бы крупные неприятности по служебной линии.

Лида напрочь отказывалась разговаривать, и Илона молча проводила ее до автобусной остановки. Потом подумала – и так же молча села с ней в автобус. Раз уж репетиция не состоялась, то можно и совершить доброе дело. До Савеловки, которую совсем недавно приписали к городу, было сорок минут езды. Все сорок минут Лида, отвернувшись, смотрела в окно, хотя ничего там в темноте не могла увидеть.

В конце концов Илоне стало страшно. Нельзя же так тупо молчать! Страх и острая жалость погнали ее искать телефон-автомат. Она позвонила домой и сказала, что останется ночевать у подруги. И тут такое началось!

Мать приказала немедленно ехать домой. Прозвучала давняя угроза – что случится, если Илона принесет в подоле. Случилось бы жуткое – ее бы с пресловутым подолом просто на порог не пустили. Мать даже блеснула интуицией – заподозрила, что у дочки в «Аншлаге» завелась любовь. И во весь рост встала проблема утраченной и невосстановимой девственности.