Дефиле по подиуму - Вера и Марина Воробей Страница 9

– Первая тема: «„Горе от ума“ как политическая комедия», – стала зачитывать Нина Викторовна. – Вторая тема: «Татьяна – любимая героиня А. С. Пушкина». Третья: «Живая Россия в поэме Н. В. Гоголя „Мертвые души“», и четвертая: «Тема одиночества в творчестве М. Ю. Лермонтова». Ну что ж, темы очень хорошие. Есть из чего выбрать, поверьте мне, – подытожила она. – Спокойненько приступаем.

Почти все девчонки, конечно, бросились писать про Татьяну. Аня не была исключением. «Женская доля, пожалуй, преследует меня в последнее время. Смешно и удивительно», – пронеслось в голове.

Ручка легко бежала по тетрадным листам, будто боялась, что Анины мысли догонят ее и остановят. Все так складно получалось, что девушка боялась лишний раз вздохнуть. Столько передумалось за последние дни о женском образе, что это сочинение явилось органичным продолжением этих самых раздумий. Вот то женское начало, о котором всегда говорила ей мама. Вот тот пример воспитания и образования, который обязательно обогатит доброе и честное сердце. Вот они, наши истоки, в какие бы времена мы ни жили, в каких бы условиях мы ни существовали. Аня не боялась выстраивать параллели, она писала «я» и «мы», «а в наше время», «а современная девушка», «я хочу стать такой». Быть может, Нина Викторовна ее по головке за это не погладит, но именно такое сочинение Ане сейчас было необходимо, и бог с ней, с оценкой…

Дежурные мамы стали потихоньку разносить бутерброды и кофе с шоколадками. А то, не дай бог, деточки от умственного переутомления начнут падать в обмороки. Аня яростно замотала головой, когда ей предложили перекусить. Сейчас не до кофе. Только бы не сбили, только б не спугнули мысль! И как только была поставлена последняя точка, ей захотелось радостно запеть и закружиться в танце.

После сочинения все бросились в актовый зал к Кахоберу Ивановичу на репетицию спектакля. Но конечно, первые полчаса шум стоял невообразимый. Друг дружку трясли за грудки, выясняя, кто какую тему выбрал и что писал.

– Анютка, ты как? – волновался Иван.

– Да вроде бы нормально. Знаешь, я довольна, а там будь что будет, – засмеялась Аня. – Как у тебя-то?

– Порядок. Я как раз вчера только Лермонтовым и занимался. Такая удача!

– Бедный ты мой одинокий странник!

– Конечно, некоторые меня совсем бросили и забыли.

– Дурачок! – Аня нежно взглянула ему в глаза.

– Так, начинаем! – хлопнул в ладоши Кахобер Иванович.

Закрутилась веселая репетиционная карусель. Хохот стоял невообразимый. В уже утвержденный сценарий вставляли современные шуточки, что приводило Лизу Кукушкину в неописуемый гнев. Ее сценарий, и так уродовать! Кахобер Иванович прыгал по сцене, пытаясь сыграть каждого героя. Особенно колоритно у него получалась роль Миледи. Ежов – д’Артаньян сверкал красными ушами, когда Юля – Констанция слушала его объяснение в любви. А Борька Шустов своего немногословного Атоса превратил в Геннадия Хазанова. Туся сверкала на сцене красотой и артистическим даром, кстати, в своих замечаниях и поправках она была скромна. Аня выбегала на сцену в коротких эпизодических ролях в качестве статистки, как и многие другие ребята. А каков был Ришелье! Максим Елкин весь свой сарказм наконец-то использовал в мирных целях. С дуэлями дело обстояло хуже, ведь фехтованию нужно учиться, Василиса Остапченко из девятого «В» давала мастер-класс. Все поединки на шпагах репетировали отдельно. Волков время от времени что-то ненавязчиво взрывал и дымил на сцене. Словом, стресс и моральные увечья, нанесенные экзаменом, легко компенсировались во время репетиций. Дети резвились, в то время как преподаватели в поте лица трудились над их сочинениями, проверяя и вынося вердикты.

Нина Викторовна изумленно листала работу Малышевой. Удивление и восторг, охватившие ее вначале, сменились недоверием: ее ли это работа? Это писала не пятнадцатилетняя девушка, это раскрыла свои чувства умудренная опытом женщина. Как? Откуда взялись у нее эти мысли? Аня попыталась ввести пушкинскую Татьяну в современный бурный мир и, совершенно не смущаясь, нашла ей место среди своих друзей и близких. И эти сугубо личные зарисовки… Рука строгой учительницы вывела огромную жирную пятерку, как будто размер мог добавить Ане баллов.

«Артисты» уже разбежались по домам, а Кахобер Иванович кинулся в спортзал, оборудованный под большую аудиторию. Все словесники школы корпели над кипами тетрадей, во второй раз перепроверяя сочинения. Кахобер на цыпочках вошел в напряженную тишину. Нина Викторовна подняла глаза на классного руководителя и поманила его. Кахобер Иванович подошел и тихо сел рядом. Учительница литературы молча пододвинула ему работу Ани Малышевой. Он начал читать, и улыбка заплясала в его густых усах. Сразу вспомнился педсовет, на котором завуч Кошкина Людмила Сергеевна кричала, что разврат, который устраивают Малышева с Волковым на глазах у всех, до добра не доведет. А это сочинение говорило о другом. И что бы там ни утверждали строгие учителя, сегодня еще одной Татьяной Лариной в нашем мире стало больше.

Наутро все экзаменуемые сломя голову примчались в школу. Некоторые пришли с родителями, пребывающими в полуобморочном состоянии. Списки с оценками красовались на доске объявлений.

– Ничего себе!

– Я так и знала!

– И всего-то?

– Я этого так не оставлю!

– Полнейший улет! Турции не видать, как своих собственных ушей.

– Я с тобой дома поговорю, – шипела чья-то мама.

– Лиха беда – начало!

– Блин, тройка! Счастье какое!

– Счастье – это когда тебя понимают.

– Ну чего им не хватает? Я же все написала, – всхлипывала одна из отличниц.

– А надо было добавить ненормативной лексики.

– Дурак!

– Смотрите, у Малышевой – пятерка.

– Опаньки!

– Взятку дала, не иначе, – хохотнул кто-то.

– Вон они с Вано идут.

– Анька, с тебя бутылка! – не утерпел Шустов.

– Неужели четверка?

– Волк, держи ее, сейчас истерика будет.

– Ань, пятерка, понимаешь, пятерка! – Лиза Кукушкина радостно трясла ее за плечо.

Аня с радостным визгом повисла у Волкова на шее и только потом подбежала к списку проверить, возможно ли такое.

– Точно, пятерка! – удостоверилась она. – Миленькая ты моя, родненькая. Вань, у тебя четверка. Это хорошо?

– Очень хорошо! Ну ты даешь!

– Слушайте, уйдите вы от греха подальше, смотреть противно. – Борька Шустов театрально вытер глаза рукой, покосившись на Лену Серову.

– А ты, если бы не написал фразу про «две большие разницы», тоже получил бы пятерку. – Кахобер Иванович незаметно подошел к ребятам. – Ты что, не понимаешь, что это одесский юмор? Нина Викторовна вчера чуть в обморок не упала.

– И всего-то?

– А зачем ты к «Горю от ума» приплел президента и Государственную думу?