Еще один шанс - Галина Врублевская Страница 9

Я сидела у столика, и мой единственный друг, старый чемодан из натуральной кожи, слегка ударялся о колени. Надо бы убрать его в рундук, но удобнее, когда все под рукой. Да и лежит в нем одно барахло. Унесут и ладно. Теперь, когда вся жизнь полетела под откос, время ли думать о таких мелочах? Развела в стороны фирменные занавесочки на окне, но за окном нависла непроглядная ночь. В темном стекле отражалось мое собственное лицо, и на нем пугающе чернели глаза, нарисованные ночным туманом. Вообще-то глаза у меня слегка разные по цвету: один карий, другой зеленоватый. В юности я стеснялась этого несоответствия, однако мужчины находили в нем определенное очарование. Стоп. О мужчинах я запрещаю себе думать. Лучше немного почитаю.

Я достала из чемодана купленную на вокзале книжку «Мифы Древней Греции» – специально выбрала сказки, чтобы отвлечься, – вытянулась на полке и погрузилась в чтение. Пролистала несколько страниц, но думы о собственной жизни неумолимо вытесняли похождения мифических героев. Мысль о неправильно сделанном двадцать лет назад выборе не давала мне покоя. Я связала свою жизнь с этим негодяем, когда вокруг было столько хороших парней. И ведь все тоже началось в дороге. Тот поезд не был ни фирменным, ни скорым. Это сейчас я еду с комфортом, но одна. А тогда в переполненном плацкартном вагоне вокруг меня кипела жизнь.

* * *

Я впервые еду в поезде дальнего следования, хотя уже взрослая девочка – закончила второй курс института. Нам подали дополнительный состав с плохо убранными вагонами и неисправными форточками, но в разгар сезона и этот поезд брали штурмом. Мое место – на верхней полке.

Поначалу я чувствовала себя неуютно от столь близкого соседства с посторонними людьми и затаилась на своем месте. Прежде я проводила каникулы на даче у бабушки с дедушкой – там простор и свобода. Хотя и на даче, и дома я всегда оставалась под строгим надзором. Мама требовала, чтобы я возвращалась домой не позже одиннадцати, знакомила ее со своими друзьями и прочее, прочее. Поэтому я сидела дома, и мальчиков у меня тоже не было. Да и кто обратил бы внимание на меня, незаметную мышку с хвостиком на затылке и выпуклым прыщавым лбом, даже не прикрытым челкой. Только когда кому-то были нужны конспекты, вспоминали обо мне. Хорошо, что у меня появилась хоть одна подружка – с ней вместе мы готовились к семинарам. Именно эта девочка, чьи родители живут у моря, и пригласила меня к себе.

Я прижалась спиной к стенке вагона и сверху поглядывала на своих попутчиков. На меня же никто внимания не обращал – лишь иногда вскинет взгляд в мою сторону чудаковатая тетя без возраста, сидящая внизу напротив. В ее облике мне виделась полная отстраненность: занята своим делом – как поезд тронулся, так и перебирает безостановочно спицами. Спину держит прямо, лишь голову слегка склонила над вязаньем, волосы, присобранные лентой, убраны назад. Светло-серое с глубоким вырезом платье, почти до пят. Из-под кромки подола видны ступни босых натруженных ног. Она что, не соображает? Ведь на полу – сор и крошки. Разгильдяй проводник только вид сделал, что подмел.

Пожилой мужчина, на полке под моей, видимо, задремал у окна – никаких движений. При посадке он помог мне убрать чемодан на багажную полку, но разговаривать нам было не о чем. Выглядел он простовато-деревенски: белая в полоску рубашка застегнута на все пуговицы, но галстука под воротником нет. Темный старомодный пиджак он сразу снял и повесил на вешалку. Вот он зашевелился, достал книгу, выложил на столик, склонился над ней – розоватая плешь светится сквозь редкие, гладко зачесанные волосы. Трудно себе представить более скучную внешность. Этот мужик был похож на военрука в нашем институте. Может, он сельский учитель?

Место на второй полке напротив пустовало уже второй час, и я, признаться, об этом жалела… При посадке шикарный парень обалденного, как у баскетболиста, роста забросил на свою полку какие-то мешки и коробки и сразу исчез. Где же он, думала я.

Тощий паренек-проводник, небрежно бренча стаканами, снова остановился у нашего купе. Поезд кинуло в сторону, и кипяток пролился на мою голую, как и у вязальщицы, пятку, торчащую в проходе. Я ойкнула, вытаращив глаза от испуга, и подтянула под себя ногу. Парень со стаканами замер, видно испугавшись моего вскрика, но даже не извинился, невежа. Нам не слишком повезло с этим оболтусом: летом в проводники берут кого попало. Сделав еще шаг, он поставил стаканы на матово-коричневый столик и повернулся к тем, кто ехал на боковых местах. Похожий на сельского учителя пассажир стал раскладывать рядом со стаканами свои припасы. Но тетка с вязаньем не прервала своей работы, а лишь подкатила поближе к себе клубки разноцветного шелка. Впервые я видела, чтоб вязали не из шерсти. Мне не хотелось распивать чаи в компании со старым занудой, и я осталась лежать на своей верхней полке. Но тут в наше купе влетел до сей поры отсутствующий «баскетболист» и тоном, не терпящим возражений, приказал проводнику:

– Постой, друг, поставь еще два стакана. Чай с лимоном для меня и для девочки. – Он кивнул в мою сторону.

Я быстро соскочила вниз. Пристроилась рядом с «баскетболистом», оттеснив вязальщицу на самый край полки. Она безропотно потеснилась. «Учитель» быстро выпил свой чай и куда-то вышел. А я достала припасы, заботливо приготовленные мне в дорогу мамой, и мы стали уминать их с «баскетболистом», запивая душистым чаем. Мне не приходилось задумываться, о чем говорить с моим красивым попутчиком. Он без умолку болтал сам. Оказалось, он и впрямь спортсмен, правда, занимается не баскетболом, а греблей на шлюпках. А сейчас едет с товарищами на летние сборы, в то же местечко на берегу моря, что и я. Но билетов в один вагон им не хватило, и мой спортсмен оказался вдали от своей команды, в нашем купе. «Однако это чудненько, – сказал он, обращаясь ко мне. – Здесь мне будет повеселее, а то у нас ведь одни мужики. А ты, как майская розочка, подарок судьбы». Сейчас меня покоробило бы от такого пошлого сравнения, но тогда… Я впервые слышала комплимент в свой адрес. Мое лицо запылало смущенным румянцем. Затем мой спортсмен покопался в своей поклаже и вытащил из чехла гитару. Лирический перезвон струн окончательно растопил мою скованность. Я стала подпевать спортсмену.

Может, это кому-то покажется странным, но я не только ехала одна впервые в поезде, но и впервые сидела рядом с человеком, играющим на гитаре. Ведь на институтские вечеринки я не ходила. Не передать словами, как велика разница между исполнителем, увиденным в рамке телеэкрана, и человеком, перебирающим струны у тебя на глазах. Его длинные пальцы, мечтательно прикрытые глаза, хрипловатый, задушевный голос… Бойкий спортсмен превратился для меня в артиста, человека, понимающего мою душу. Звучащие слова любви не были для меня просто текстом песни – то были признания, адресованные лично мне. Когда спортсмен невзначай коснулся своим коленом моего, я почувствовала ожог, но не отодвинулась. Теперь мы были одно: широкоплечий статный парень и я, щуплая девчонка, почти подросток. И сила этого человека подчинялась мне!

Сельчанин похрапывал, глаза чудаковатой дамы с вязаньем были обращены к потолку, губы ее шевелились, подсчитывая петли. Но мы со спортсменом и не стеснялись ничьих взглядов – кроме нас двоих, никого теперь не существовало в целом мире. Когда мелькающие за окном поезда картинки стали погружаться в сумеречную темноту, спортсмен встал. Он взял меня за руку и повел по узкому проходу в другой вагон, где ехали его друзья. Толчки вагона на стыках рельсов бросали меня от стенки к стенке, но я, не чуя под собой ног, шла за спортсменом.