Свадьба на Рождество - Лори Браун Страница 9

Потом Престон отнес седельные сумки на стол, поближе к окну. Бледный лунный свет пробивался сквозь оплывшее стекло маленького окна. Хитрость с книгой уже позволила ему убедиться, что все его вещи лежат на своих местах. Открыв одну из сумок, он выложил на стол пачку бумаг, бритвенный прибор, что-то из одежды, коробку с патронами и мешочек с деньгами. Затем провел рукой вдоль внутреннего шва.

Слава Богу, Матильда не добралась до потайного кармана. Она видела только бумаги, приготовленные специально для нее. Значит, она знает не все. Престон извлек из сумки маленький пакетик, завернутый в клееную бумагу, и сунул его под рубашку. Снова уложив вещи, он отнес сумки в угол и вернулся в спальню.

Разумеется, ему очень не хотелось провести остаток ночи, заведя прикованную руку за голову. Сочтет ли она его достойным доверия, если утром увидит, что он снял наручники?

Матильда крепко спала, раскинувшись на своей половине кровати. Одна коса свисала на пол, другая свернулась у нее на груди золотистым завитком, похожим на вопросительный знак. Никогда раньше ему не доводилось рассматривать спящую женщину. Она слегка посапывала во сне. Интересно, что ей снится? Престон с удивлением понял, что растроган.

Ее губы выглядели полнее, чем днем, а нижняя губка казалась просто созданной для поцелуев. Но выражение ее лица по-прежнему оставалось напряженным. Бедняжка, ей действительно нужно отдохнуть. А что, если она проснется и увидит, что он на свободе? Тогда она больше не заснет.

Вот и решение. Пусть чувствует себя в безопасности. С печальным вздохом Престон опустился на постель и защелкнул наручник на запястье. Щелчок показался ему оглушительным. Он затаил дыхание, но девушка не проснулась. Ему удалось задремать. Через три часа его разбудил слабый толчок – Матильда встала и выскочила в соседнюю комнату. Что ее разбудило? Престон подглядывал сквозь полуопущенные веки, стараясь угадать, чем она сейчас занята.

Вот она развела огонь и поставила чайник. Теперь уселась в кресло-качалку, взяла шитье или, может быть, книгу. Зачем она встала? Ей нужно поспать. На каминной полке тикали часы. Через пятнадцать минут он ее окликнет.

О Боже, что за странный звук? Как будто плачет отнятый от матери щенок, только намного громче.

Мэтти отставила чашку с чаем и бросилась в детскую, пока девочка не перебудила весь дом. Очутившись у нее на руках, Бесси немного затихла. Мэтти вынесла хныкающую девочку в гостиную, поглаживая ее по спинке.

– Бедняжка! Я знаю, у тебя болят зубки. Это не страшно. Ты растешь и скоро станешь совсем большой.

Бесси подняла голову и взглянула на нее полными слез глазами.

– Я ничем не могу тебе помочь. Скоро само пройдет, обещаю.

В самом деле, не давать же ей опиум, как советовали женщины в городе!

Бесси снова разразилась плачем, больше похожим на вой. Мэтти ходила с ней по комнате, пела песни, заставила танцевать тряпичную куклу… ничего не помогало.

– Мисс Максвелл?

Мэтти подошла к двери с девочкой на руках.

– Мы вас разбудили, простите! Если вам что-нибудь нужно, придется подождать. У меня заняты руки.

– Снимите с меня наручники! Думаю, я мог бы вам помочь.

– Что вы знаете о маленьких детях?

Престон сел.

– Почти ничего.

Бесси прижалась к Матильде и завопила прямо ей в ухо. Что ж, если англичанин захочет сбежать подальше от шума, тем лучше. Она бросила ему ключ. Престон вышел за ней в гостиную и направился прямо к сумкам. Если он уйдет, одной проблемой станет меньше. Мэтти отказывалась признаться самой себе, что разочарована. Она усадила Бесс в качалку и попыталась поиграть с ней в ладушки. Уголком глаза она следила за Престоном.

Никуда он не ушел. Покопавшись в сумке, Престон достал продолговатый пакет.

– Однажды мне довелось путешествовать с мистером Бертоном. Он учил меня, что нужно быть готовым ко всему. Это походная аптечка, в точности как у него. Нельзя рассчитывать на хорошую медицинскую помощь, когда охотишься на тигров в джунглях или взбираешься на горы Тибета. Я всегда ношу с собой эти эссенции. – Престон выбрал маленький пузырек темного стекла и протянул Матильде. – Вот это должно помочь.

Мэтти запротестовала:

– Ни за что не стану давать ребенку опиум! Я знаю, что…

– Это не опиум. – Престон показал ей этикетку. – Это гвоздичное масло! Одна моя добрая знакомая, Анна, давала его своим детям. Достаточно втереть в десны одну каплю.

Матильда с сомнением посмотрела на пузырек.

– Вы всегда носите с собой лекарство от зубной боли?

– А у вас что, никогда не болели зубы? Это отличное средство. Добавьте его в чай или бренди – и сможете лечить ангину. А еще…

Она взяла протянутый пузырек.

– Я знаю, что такое гвоздичное масло. Просто мне в голову не пришло, что оно помогает маленьким детям.

Матильда капнула маслом на палец. Но не тут-то было! Бесси закрыла рот и отвернулась. Никакие уговоры не действовали. Попытки насильно разжать ротик девочки привели к тому, что она зарыдала еще сильнее. Мэтти взяла девочку на руки.

– Вам придется мне помочь.

Престон удивился. Вот еще, совать палец в рот младенцу! Зубки у Бесси, может быть, и крошечные, но с каким упрямством она сжимает челюсти!

– Уж лучше вы…

Мэтти решительно протянула ему девочку. Пришлось сражаться с плачущим ребенком. Казалось, у Бесси внезапно выросло десять рук и ног. Как бы не уронить ее на пол или, не дай Бог, не сделать ей больно. Так всегда с женщинами, подумал Престон. Пытаешься привязать их покрепче – плохо, даешь им свободу – ничуть не лучше… Взрослую женщину можно хотя бы уговорить. Подействуют ли слова на двухлетнюю малышку?

– Я, кажется, придумал…

Матильда с девочкой на руках устроилась в кресле-качалке. Престон опустился на колени. Ровным, низким голосом он заговорил с Бесси:

– Никто не обидит тебя, обещаю.

Ребенок затих. Наконец-то! Что же сказать такой маленькой девочке?

– Когда я увидел тебя в первый раз, я подумал, что ты ангел.

Она смотрела недоверчиво.

– У тебя такие выразительные глаза! Однажды во дворце индийского раджи я видел вазу такого же чудесного синего цвета, что и твои глаза. На лазурном фоне горели золотые искорки. Простая форма вазы подчеркивала изысканность ее цвета. Во дворце было много роскошных вещей, но я помню только эту маленькую вазу. – Престон вытер слезинку с ее щеки. – Разве можно плакать такой красивой девочке? Жаль, что я не поэт: я бы написал сонет в честь твоих золотых кудряшек. А будь я музыкантом, я сочинил бы песню о твоих фарфоровых щечках.

Ее глаза, казалось, заглядывали ему в душу.