Победа Элинор - Мэри Элизабет Брэддон Страница 9

Да, он верил, что наступит день, когда бедный де-Креспиньи — он говорил всегда о своем друге с какой-то жалобной нежностью — спокойно сойдет в могилу, а он будет царствовать в Удлэндсе со своей возлюбленной Элинор, отомстит неблагодарным старшим детям, заведет новые счеты со своими прежними кредиторами — во всех своих мечтах о величии он никогда не думал о том, как он расплатится со своими долгами — и поднимется из пепла своей бедности великолепным фениксом с золотыми перьями.

Он внушил своей дочери эту же надежду так же старательно, как научил ее простым молитвам, которые она каждую ночь читала на его коленях. При всех своих недостатках он не был атеистом, хотя то время, которое он посвящал своим религиозным обязанностям, занимало весьма мало места в его жизни. Он научил Элинор верить в тот день, который должен был наступить, и девочка видела блеск великолепной будущности сквозь мрачные затруднения, которые она терпеливо переносила возле своего отца.

Но настал день, когда Джордж Вэн должен был расстаться со своей дочерыо, по крайней мере на время. Приближался двенадцатый день рожденья Элинор, а она до сих пор получила еще весьма ограниченное образование, которое можно получить за шесть гиней в год близ Чейна. Около шести лет, исключая многие промежутки вследствие неплатежа денег, мисс Вэн посещала эту смиренную школу вместе с дочерьми мясников и булочников, и других плебейских обитателей этого округа, но когда ей минуло двенадцать лет, различные источники, из которых отец получал доход, пресеклись, самые слабые из его кредиторов вычеркнули его имя из своих счетных книг; друзья перестали верить его уверениям в крайне стесненных временных обстоятельствах, и его обещаниям скоро расплатиться с ними, он не мог уже рассчитывать получить пятифуптовый билет, когда хозяйка его квартиры приставала к нему со своими требованиями, а лавочник отказался отпускать унцию чая иначе, как на наличные деньги. Наступил отчаянный кризис, и старик в своем отчаянии забыл свою гордость. Для Элинор, если не для себя, он должен был вытерпеть унижение. Он должен был обратиться к своей старшей дочери, жестокосердой, но богатой Гортензии Баннистер, которая лишилась своего мужа, маклера государственных бумаг, год тому назад, и была теперь богатой и бездетной вдовой. Да — он отер слезы унижения со своих исхудалых щек, когда принял это намерение — он старался забыть прошлое и хотел взять Элинор к мистрис Баннистер и просить за нее жестокую сестру.

Его намерение быстро было исполнено, потому что он принялся за дело с тем отчаянным мужеством, которое может чувствовать осужденный преступник, когда идет на казнь, и в одно солнечное утро, в июне 1850-го, он и его дочь сидели в прекрасной гостиной мистрис Баннистер, со страхом ожидая выхода этой дамы. Она вышла, не очень долго заставив ждать себя, потому что она была женщина деловая и аккуратная в своих привычках, а к этому посещению ее приготовило длинное, жалобное письмо отца, а она в ответ написала очень холодно и кратко, назначив для свидания ранний час.

Она была женщина лет тридцати пяти, строгой наружности, с суровым лицом и густыми черными бровями, которые сходились над ее красивым орлиным носом, когда она хмурилась, а она делала это слишком часто, так думала Гн'дная Элинор. Черты ее походили на черты отца, но угрюмое и жестокое выражение принадлежало собственно ей и, может статься, было результатом горького разочарования м ранней молодости, когда она увидала себя невестой без приданого и была брошена любимым ею человеком, который отказался от нее, когда узнал положение дел ее отца и принуждена была или выйти замуж по расчету, или обречь и он па жизнь бедную и трудовую.

Эта суровая и разочарованная женщина не выказала нежных чувств к своей сестре. Может быть, вид детской красоты Элинор был неприятен ей. Несмотря на ее богатство, она испытала страшную пустоту в великой лотерее жизни и могла бы позавидовать неведомому будущему этого ребенка, которое, наверно, не могло быть так печально, как пустая жизнь бездетной вдовы.

Но мистрис Баннистер была религиозная женщина и старалась исполнять свою обязанность сурово и непреклонно; ее добрые дела не украшались такими ничтожными вещами, как любовь и нежность. Когда она услыхала, что ее отец едва имел насущное пропитание, что он скоро мог умереть с голода, ей вдруг представилось, что она очень дурно поступила с этим слабым стариком, и она согласилась назначить ему приличное содержание, которое позволяло бы ему жить с такими удобствами, какими пользуется офицер на половинном жалованьи. Она согласилась на эту уступку довольно сурово и прочла своему отцу такое строгое нравоучение, что, может быть, ему было простительно не чувствовать большой признательности к милостям своей дочери за самого себя, но он сделал слабое покушение к благодарности, когда мистрис Баннистер объявила потом свою готовность заплатить за воспитание Элинор Вэн в одном хорошем пансионе.

Таким образом, девочка познакомилась с мисс Беннетт в Брикстоне, и в доме этих девиц она провела три года своей жизни. В эти три спокойных и однообразных года школьных трудов отец только два раза навещал ее; он поселился в Париже, где жил в безопасности от преследования немногих недавних кредиторов — не тех богатых поставщиков, которые знали его во время его богатства, что безропотно и терпеливо покорились своей потере — но тех мелких лавочников, которые поверяли ему в долг уже во время упадка его состояния и которых не смягчало воспоминание о прежней прибыли.

В Париже мистер Вэн имел мало возможности узнать о своем друге Морисе де-Креспиньи, но все доверчиво ожидал той мечтательной будущности, когда он будет владельцем Удлэндского поместья. Он позаботился написать письмо вскоре после рождения Элинор, которое случайно дошло до его друга и в котором он уведомлял его о рождении этой младшей дочери и распространялся о своей любви к ней.

Тогда он ласкал себя мечтою, что в случае, если он умрет прежде Мориса де-Креспиньи, то, может быть, старик оставит свое богатство Элинор. Старание, с каким его удаляли от его старого друга злые девы, скорее было приятно для него, потому что в гневе этих пожилых девиц он видел доказательство их опасений.

«Если бы они знали, что деньги бедного де-Креспиньи будут отказаны им, они не были бы так свирепы, — думал он, — это, очевидно, что они очень в этом сомневаются».

Но старика были и другие родственники, не такие счастливые, как эти две незамужние сестры, которые пробрались в цитадель и поселились постоянно в Удлэндсе. Была одна замужняя племянница, когда-то слывшая красавицей. Эта племянница была так сумасбродна, что вышла замуж против желания своего богатого дяди и была теперь вдовой и жила по-соседству с Удлэндсом, с доходом в двести фунтов в год.

Единственный сын этой племянницы, Ланцелот Дэррелль, был законным наследником богатства Мориса де-Креспиньи. Но незамужние сестры были женщины терпеливые и неутомимые. Никогда классические весталки не поддерживали старательнее священный огонь, как поддерживалось гневное пламя, горевшее в сердце Мориса де-Креспиньи, когда он вспоминал неблагодарность и неповиновение своей замужней племянницы.

Неутомимые старые девы поддерживали его негодование всякими женскими тонкостями, всякими дипломатическими выдумками. Богу известно, зачем им были нужны деньги их дяди, потому что они были чопорные девицы, носившие узкие платья, сшитые по моде их молодости. Они пережили способность наслаждаться и потребности их были почти так же просты, как потребности птичек, садившихся на их подоконник, но, несмотря на это, им так же хотелось сделаться обладательницами богатства старика, как и самому бездушному и расточительному наследнику, к которому пристают жиды-кредиторы.