Математика любви - Эмма Дарвин Страница 9

Я начала распаковывать свою большую дорожную сумку. И тут до меня донеслись чьи-то шаги по линолеуму. Я обернулась. Это была женщина, немолодая, но и не совсем чтобы старая, этакая пожилая учительница. Она прошла через комнату и остановилась передо мной.

– Ты Анна?

– Да.

– А меня зовут Белль, – сообщила она мне таким тоном, как если бы ее имя должно было для меня что-то значить. – Я твоя бабушка.

Моя бабушка. Слава богу, она не попыталась обнять меня или сделать что-нибудь еще в этом роде. И еще она вовсе не лучилась радостью оттого, что имеет возможность лицезреть меня.

На ней были мешковатая твидовая юбка, толстые грязно-коричневые чулки, которые она носила, невзирая на такую жару, и вконец растоптанные туфли-лодочки на низком каблуке. Волосы у нее были прямые, мышиного цвета, не то чтобы седые, а какие-то сальные и неопрятные, стянутые в узел на затылке. Я решила, что со временем и волосы матери станут точно такими, вот только никак не могла вспомнить, какого они у нее цвета от природы, поскольку она их постоянно красила и я не могла толком рассмотреть корни, чтобы убедиться наверняка. Мои собственные волнистые волосы и черные глаза достались мне от отца, кем бы он ни был. Так всегда говорит мамуля, когда затевает свою игру «давай будем сестричками», и это притом, что кудряшки вызывают во мне глухое раздражение при упоминании об отце, поскольку я всегда хотела, чтобы они были прямыми, шелковистыми и светлыми. Она больше никогда ничего не говорила о нем, кроме этого, зато всегда приподнимала волосы у меня на затылке, открывая уши и шею, укладывая их так и эдак, зажимая заколками и прочими штуками. Иногда мне хотелось распрямить их, но она заявляла, что тогда я буду похожа на персонажей из мультфильма «Семейка Адамс», но стоит мне только открыть рот, чтобы возразить, как раздается звонок в дверь, она мимоходом целует меня, хватает свою сумочку и мчится к выходу. Случается, что в этот день мы с ней больше не видимся.

– Добро пожаловать в Керси-Холл. У тебя есть все, что нужно? – спрашивает моя бабушка.

– Наверное, – пожимаю я плечами и с опозданием добавляю: – Спасибо. – Хотя и не уверена, за что именно ее благодарю: было непохоже, что Рей выделил комнату с кроватью специально для меня, а она сама, скорее всего, вообще пальцем не пошевелила.

Она уселась на кровать, которую я решила считать своей.

– Ага, получается, сейчас ты раскладываешь свои вещи?

– Да, – ответила я, думая про себя: а на что еще, интересно, похоже то, чем я занимаюсь?

– Зови меня Белль, – заявила она. Я никак не могла подобрать нужных слов. Она же продолжала: – Как… как поживает Нэнси?

– Мама? С ней все в порядке. Она уехала в Испанию.

– Да, Рей говорил мне об этом. – Белль огляделась по сторонам. Она выглядела очень худой, какой-то беспокойной, даже когда сидела на месте. Впрочем, от нее пахло старостью, и к этому запаху примешивался аромат духов. – Твоя мать… в общем, мы были бы рады увидеть ее здесь. Рей говорит, что приглашал ее. Чтобы помочь тебе обустроиться.

Мама ни словом не обмолвилась о том, что собиралась поехать со мной, равно как и о том, что Рей приглашал ее. Может, она и не собиралась мне помогать? Во всяком случае, если для этого нужно было приехать сюда.

– У нее совсем не оставалось свободного времени. Им нужно было уладить кое-какие дела, получить паспорта, заказать билеты, поменять деньги.

– Она постоянно откладывала все на последний момент. А на Рея всегда можно положиться в этом смысле.

Я опять не нашлась, что ответить, так что просто продолжала раскладывать свои вещи по полочкам. Не могла же я сказать ей: «Я никак не ожидала встретить вас здесь». Кроме того, я не могла понять, что в ней такого страшного и плохого. Нет, правда. Может быть, мать по обыкновению сгустила краски и ударилась в крайности; настоящая любовь или разбитое сердце, все или замечательно или просто ужасно, в таком вот духе. Да и случилось все давным-давно. Может, с моей бабушкой, то есть с Белль, все было нормально. В конце концов, она была членом семьи.

Она встала с моей кровати и, прищурившись, огляделась, как если бы страдала близорукостью.

– Ну хорошо, мне надо кое-что сделать… – «Интересно, что именно», – подумала я. Она снова открыла рот: – Надеюсь, у тебя есть все необходимое. Рей говорил, что у него есть все, что обычно нужно детям. По крайней мере, в этом они не могли упрекнуть его. – Она направилась к двери, но на полпути остановилась и повернулась ко мне. Ей пришлось повысить голос, и он прозвучал хрипло, напоминая карканье вороны. – А Нэнси… – Она умолкла. Затем продолжила: – В общем, мы очень рады, что ты приехала. Если будешь ей писать, передавай наши наилучшие пожелания. – С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Итак, это была моя бабушка. «Банк», как сказал Рей. «А потом мне пришлось срочно ехать в Девон, чтобы встретить твою бабушку». Где она была? И неужели он потратил на нее все свои деньги и больше у него ничего не осталось?

Почему-то мне не хотелось думать об этом. Но при этом я прекрасно сознавала, что мысли эти никуда не денутся, они просто спрячутся поглубже, и помимо воли я буду ломать голову над тем, что здесь стряслось, почему школа закрылась, почему Белль была… там, где была.

Я разложила вещи куда только могла, но все равно ощущала себя чужой здесь, словно комната отказывалась слушать меня или хотя бы изменить выражение лица ради меня. Не помогли ни красные дорожные сумки, которые, по словам матери, легко заметить в аэропорту, ни косынки, банданы и четки, которые я развесила вокруг зеркала. Я отыскала катушку клейкой ленты и с ее помощью прикрепила на стены несколько картинок.

Удивительно, но они хоть немного помогли разнообразить обстановку: поздравительная открытка от Тани с пожеланием «Счастья тебе в новом доме», а также несколько фотографий, которые я выдрала из журнала «Космополитен», – Пол Ньюмен, Джон Карри и полярный медведь на арктическом льду. Последний снимок я выбрала потому, что он выглядел таким прохладным и славным. Мать пообещала прислать открытку из Испании, естественно, но она придет дней через семь, не раньше, а то и через десять. Я собиралась повесить на стену и ее, и тогда комната, быть может, примет такой вид, будто она наконец-то рада видеть меня.

Когда я спустилась вниз, Рей и Белль сидели за крошечным столиком в углу кухни. На нем стояли тарелки, на которых лежали крошки хлеба и виднелись остатки какого-то соуса, а перед ней был еще и стакан с водой. В окна светило полуденное солнце, комната выглядела мертвой и душной, большие вентиляторы не работали. На одном из разделочных столов я заметила электрический чайник и тостер нормальной величины, зато все остальное было просто гигантских размеров – плиты, миксеры и холодильники с ручками, похожими на огромные засовы. В отупляющей духоте все оборудование казалось грязным и мертвым.

– А, Анна. Да, конечно, обед. Вон там холодильник. Угощайся.

Я нашла черствый хлеб, засохший сыр и соорудила себе подобие бутерброда с увядшими листьями салата-латука.