Кольцо призрака - Софья Прокофьева Страница 9

– Вы теперь каждый день, как в театр… – Милочка в улыбке открывала цепкие зубы, голубые тени растекались вокруг ее глаз. – Если что надумаете продавать, только мне.

– Вот, – вспомнила Анна, подавая ей заранее приготовленный сверток. – Не надо, не надо, – останавливала она руку Милочки, умышленно медленно тянувшуюся к яркому тощему кошельку.

– Пуховая! – влюбленно ластилась Милочка. – Неношеная, вы ее всего раза два и надели! – И кофточка, взметнув рукавами, натягивалась на нее сама собой. – Ой, Анна Георгиевна, я прямо вся в ваших сувенирах!

Анна улыбалась. Милочка с понимающим видом вздыхала и кивала головой. Разве кто скажет, поделится. Но с уважением: все правильно, жить надо для себя. К тому же и так немало перепадает, и все забесплатно.

Но Анна, если бы и захотела, как могла рассказать такое: поворачивается ключ в дверях. Лапоть. Без звонка, но всегда кстати. Явится, будто из стены вывалится, и весь обвешан свертками. С ловкостью и ухватками продавца развернет бумагу. И все всегда Анне впору и как раз. Только руками разводит в ответ на благодарное «Ах!» Анны. И тут же уходит, унося живой, шевелящийся и шуршащий ком бумаги, из которого свисают веревки. «А это вам кефирчик на ночь!» – и ставит на тумбочку запотевшую бутылку. Надежный, главное, преданный друг, и даже хорошо, что у него свой ключ от Андрюшиной квартиры. Вот только его улыбка, полумесяцем от уха до уха. Неподвижная улыбка, словно выпал из лица ломоть, как из вырезанного арбуза, и зияет черный провал.

– Такое так просто не купишь. Источники у вас… – загадочно, с пониманием восхищалась Милочка.

Анна улыбалась рассеянно и с усилием старалась приспособиться к этой потерявшей смысл ненужной жизни, сделать вид, что она здесь, на работе, вот только невозможно вспомнить, какое сегодня число.

– Пятое, – услужливо подсказала Милочка, поймав заминку в ее голосе.

Анна терпеливо задавала однообразные вопросы, по привычке живущие в ее памяти. «Здесь не болит?», «Давно это?», «С какого числа на бюллетене?».

– Милочка, выпиши назначение на… – беспомощно попросила Анна.

– На мочу? – радостно подхватила Милочка, но внимание Анны не смогло удержать ее лицо на весу, пролились серые глаза с голубыми тенями, все погасло. Анна на миг очутилась в темноте разворошенной постели. Губы Андрея на ее груди…

– Ой! – Анна словно проснулась. – Ну да, на мочу, конечно, и еще…

Милочка ожидающе, готовая угодливо вспорхнуть и помочь, смотрела на нее.

– Такой врач, так одеваетесь! Вам бы в закрытой поликлинике какой. Разве вам такие больные подходят?.. Вон, полкоридора – и все к вам. Все к Никольской! – И тут же шепотом: – Еще кал на яйца глист. А? Чтоб отвязалась, Анна Георгиевна?..

– Зря я это платье надела. И так все смотрят. – Анна стояла перед зеркалом в передней. – Андрюша, сколько раз говорила, ввинти лампочки поярче.

– Пусть смотрят, – Андрей неясно улыбнулся.

– Мне с ними жить, – вздохнула Анна. Улыбки их встретились и совместились в зеркале. – А ты, Андрюша, ну совсем баб не знаешь. Этого не прощают. Тряпку новую еще переживут. А это – нет.

– Что, следят за тобой?

– Ты меня хоть у поликлиники не жди. Встань в переулке за углом. Где кафешка.

– А что у меня есть! – Андрей протянул руку и, будто из пустоты, достал коробочку, обтянутую рыжей замшей.

– Зачем? Андрюшенька, ты меня совсем задарил… Ой!

В причудливом узоре старинной оправы явился крупный живой камень. Андрей сам надел ей на оробевший палец тяжелое кольцо.

– Надо же, в самый раз. Андрюша, это же умереть, сколько стоит! Куда я его надену? А маме что скажу?

Камень хранил в своей глубине сгусток синего свечения. И убогий призрак матери, весь укор и упрек, с тупым упорством беспомощности и слабости, возник, не желая исчезнуть. Ну, когда это кончится? В чем она виновата, в чем? И Сашка тоже хорош, съехал, ребенка бросил, на все ему наплевать. Ведь знает меня, это же не просто так, раз в жизни. Ну случилось, надо же понять. Тут и прощать нечего, понять… Ну, с матерью все ясно. Она мне на всю жизнь дорожку протоптала. Не понимает, ничего не понимает. Я же не мешаю ей с ее старухами. Пусть, даже к лучшему, зашевелилась на старости лет. Небось, на митинги бы ходила, если б со Славкой не сидеть. И прекрасно, и замечательно, может, хоть от меня отвяжется. А то глядит в сторону и молчит…

– Ты где? – окликнул ее Андрей, и рассыпались сложенные из кислого сострадания унылые стены, исчезли омраченные печалью нищие родные лица. – Это синий сапфир. Редкий. Синий, потому что твои глаза… Береги его…

«Наверное, семейное кольцо, – подумала Анна. – Может, материно? Хотя Андрюша никогда не говорил о ней. Наверное, была красавица… Почему была?»

И пленительный образ, туманный и зыбкий, явился на мгновение. Но почему-то прелестное лицо вдруг потемнело, померкло. Все растаяло…

– Андрюша… – Анна тесно прижалась к нему животом, бедрами, и Андрей, сглотнув слюну, оглянулся на дверь комнаты, где всегда поджидающий их свет поливал угол тахты хорошо пропеченным теплом.

– Покрывало снять?

– Да ладно.

Тут зазвонил телефон. И Анна, любуясь синими взглядами камня, протянула руку. Но бедра их уже срослись, переплелись вены. Анна чувствовала в себе толчками кровь Андрея. Она с болью оторвалась от него, еще не зная, не решив, выбирая игру, дразня его и себя.

– Не бери трубку, – торопливо сказал Андрей, стараясь перехватить на лету ее руку.

– Алло! Сейчас. Андрюша, тебя.

– Да? А… это ты. С тобой? Ну, конечно. Вся компания!

– Андрюша, – жарко прошептала Анна, – опять не хочешь, чтоб к нам пришли? Прячешь меня, да? Стесняешься? Я обижусь.

Сказала нарочно, зная, что он улыбнется и покачает головой. Он странно посмотрел на нее, словно прикидывая, просчитывая что-то в уме. Наглухо прикрыл трубку ладонью.

– Ну, я хочу, ну Андрюша… Ну, пригласи!

– Ничего себе, ты же голая. Они уже тут рядом, у метро. Ладно. – И уже в трубку. – Валяйте, ждем. Да чего ты извиняешься?

– Придут, – обрадовалась Анна. – А чем мы будем их кормить? Выпить-то хоть есть?

Не отвечая, он подошел к окну, широко раздвинул шторы. Посыпалось мелко наколотое осеннее солнце.

– Вот народ, хотят на тебя поглазеть, – с неожиданной для Анны неприязненной усмешкой пробормотал Андрей. В подвядшем дневном свете Анна вдруг застыдилась своей наготы.

– Ой, мне ж одеться надо, подкраситься, – заторопилась она. – Андрюша, ты их подержи в передней. И в комнате бардак. А что мне надеть? Ну, что ты стоишь, Андрюша, все же валяется, подбери.

Она наскоро расправила покрывало на тахте, кристалл сунула поглубже, под подушки. Кристалл неохотно скрылся, напоследок полоснув ее по руке зеленым лучом. И тут же в передней звякнул звонок.