Танго алого мотылька. Том 3 - Морвейн Ветер Страница 9

24 октября

– Ты знал, кто именно хочет меня купить?

Кирстин наносила удар за ударом, и при всей своей сноровке Рею с трудом удавалось их отбивать. Спортивный зал – в этой небольшой квартире единственный на двоих – крутился перед глазами, как карусель. Рею давно уже хотелось пить, но Кирстин оставалась неутомима.

– Нет, не знал! – Рей заблокировал очередной удар.

Два дня назад Кирстин высказала желание тренироваться вместе с ним. Это был явный прогресс в отношениях, и Рей поспешил согласиться, потому что в последнее время они видели друг друга настолько редко, что он согласен был уже на всё.

Только теперь, оказавшись в спортзале с Кирстин один на один, он понял, что это был просто повод, чтобы получить возможность его избить.

Кирстин дралась плохо, но Рей не мог решиться нанести ей ответный удар, опасаясь причинить боль. Стоило замахнуться и сфокусировать взгляд на слишком тонкой – для бойца – руке или узком плече, как его собственный кулак терял инерцию. Хотелось гладить, а не бить. И потому большую часть ударов Рей получал сам.

– Как ты это видел, Рей? – задыхаясь, но продолжая бить, спрашивала Кирстин, не замечая этих колебаний или попросту не желая замечать. – Ты трахаешь меня, пока у тебя есть настрой, а потом сдаёшь в утиль? И я раздвигаю ножки перед кем-то ещё?

Рей не заметил, как замахнулся уже по-настоящему, и, легко вывернув Кирстин руку, толкнул её к стене, чтобы затем нанести удар. В последнее мгновение, увидев в глазах Кирстин настоящий страх, он смог отвести кулак, и тот врезался в стену у её головы.

Кирстин перевернулась в его руках и испустила шумный вздох.

– Я представить этого не мог! – прошипел Рей в самое её лицо. —Когда думал, что кто-то ещё будет касаться тебя – сходил с ума. Когда думал, что ты сможешь отдаваться кому-то ещё так же, как и мне!

– Тогда зачем?! – выкрикнула Кирстин, и в зале наступила тишина.

«Два миллиона, Рей», – только и звучал голос Майкла в голове. И всё, что он мог ответить на это самому себе: «Идиот». Рей не представлял, как два миллиона могли бы окупить этот единственный проведённый с Кирстин год. Единственный год, когда он чувствовал себя живым. Единственный год, когда он не был одинок.

Тяжело дыша, Рей привалился лбом к стене. И только когда увидел, что Кирстин уже собирается уходить, произнёс:

– Кирстин… завтра приедет Брюс.

Кирстин молча замерла у выхода за дверь.

– Не волнуйся, – сказала она тихо, – я не собираюсь говорить ему, кто ты есть.

Она вышла, а Рей остался в одиночестве. Он сполз по стене и уронил лицо на согнутые колени. Ничего не менялось. Тянулись серые осенние дни – один за другим. Рей всё отчётливее понимал, что Кирстин не простит. Его же собственное неудержимое желание видеть Кирстин рядом с собой становилось только сильней.

«Ты мой наркотик», – шептал он. Рей испытывал непреодолимое желание зайти в комнату, выделенную Кирстин, три раза в день: перед тем как брался за работу, когда возвращался из офиса и в обед, когда был за несколько десятков миль от дома. Чем больше становилось расстояние, разделявшее их, тем более нестерпимым было это притяжение. Рей тянулся к телефону, чтобы позвонить, и тут же сбрасывал звонок. В нём самом начинала просыпаться ненависть – за то, что Кирстин причиняет ему такую боль. Но стоило увидеть свою болезнь лицом к лицу, как любая злость покидала его, и просто хотелось коснуться белой кожи рукой. Кончиками пальцев. Приблизиться так, чтобы дыхание Кирстин коснулось щеки. Одни только мысли об этом возбуждали Реймонда сильней, чем кто-либо когда-нибудь ещё.

Хотелось позвать её: «Кристи!» – как он называл Кирстин, когда всё ещё было хорошо. Но стоило заглянуть ей в глаза, как Рей понимал, что перед ним находится абсолютно чужой человек. Человек, которому он причинил боль, и который теперь, возможно, никогда на него не посмотрит.

Рей понимал, что должен сделать хоть что-нибудь, чтобы её вернуть, но впервые в жизни не знал – что.

Брюс Мерсер мало изменился с тех пор, как Кирстин видела его в последний раз. Однако теперь она получила возможность рассмотреть Мерсера-старшего более подробно, потому что чувствовала себя не так скованно, как тогда, когда полностью зависела от Рея.

«Не так уж много изменилось», – с горькой усмешкой отметила про себя Кирстин. Потом посмотрела на Рея, и усмешка сменилась грустной улыбкой.

Они сидели за длинным столом в обеденной комнате Рея в шато. Двое стюардов суетились вокруг стола, дворецкий выносил кушанья, но Рей оставался бледен как мел.

Кирстин смотрела то на одного Мерсера, то на другого и не могла не отметить, что братья сейчас мало похожи между собой – и в то же время на лице Брюса поселилось то же хищное выражение, которое так часто отражалось у Рея в глазах. Брюс был старше и крупней, и Рей терялся на его фоне, казался слишком молодым.

– Я так вижу, твои предпочтения обрели постоянство. Теперь ты не заказываешь новых девушек каждый день, а попросту оплатил одну на год вперёд.

Рей побледнел ещё сильней, и Кирстин подумала, что сейчас случится взрыв – но ничего подобного не произошло.

– Я в своих предпочтениях не сильно отличаюсь от отца, – спокойно сказал Рей и тут же перевёл взгляд на Кирстин, будто пытался извиниться за прозвучавшие слова.

К своему удивлению, Кирстин обнаружила, что ей всё равно. Она сейчас находилась настолько далеко в собственных мыслях и делах, что глупая болтовня едва знакомого человека, в которой она не увидела ничего нового для себя, не могла её задеть. Однако от понимания того, что куда ближе к сердцу эти слова воспринял Рей, в груди Кирстин кольнула боль.

Кирстин нащупала его руку под столом и, чуть наклонившись, прошептала.

– Ты как на экзамене.

Щёки Рея стали немного розовей, но, видимо, не от того, что ему понравились эти слова.

– Не смейся надо мной, – так же тихо прошептал он.

Кирстин хотела сказать, что любит его, но промолчала. Бросила короткий взгляд на Брюса. Потом быстро наклонилась к Рею и легко куснула его за ухо, заставляя кровь забегать по венам быстрей.

– Ничего не могу с собой поделать, – прошептала Кирстин ему в ухо, – у твоего брата как будто кол в заднице. Он вызывает у меня неудержимое желание сделать что-нибудь «наоборот».