Роза в пустыне - Елена Левашова Страница 9

— Малую Медведицу ещё называют хвостом собаки. И с ней связана легенда о рождении главного божества греков Зевса. Тебе интересно, Ди?

— Не знаю... Что же ты — звездочёт? — улыбнувшись, спрашиваю я. Пялюсь на парня в надежде, что он не заметит, как блестят мои глаза...

— Сестра шутливо называет меня Галилеем. — Ухмыляется он и любовно оглядывает раскинувшееся над нами фиолетовое небо. — Если мы погуляем подольше, я покажу тебе созвездие Ориона и звезду Бетельгейзе. Конечно, лучше их наблюдать в телескоп, но...

— Послушай, наверное, ты не так меня понял... — пересохшими губами шепчу я.

Страх — вот что я чувствую. В мозгу красной сигнальной лампой мигает предупреждение: «Не лезь! Убьёт!» Такой мужчина, как Макс мне не по зубам, он слишком хорош... И слишком нравится мне, чтобы отягощать его жизнь отношениями с такой проблемной девицей, как я. Что же за существо такое человек?

Мы переживаем любовь и предательство, а наши сердца превращают в хрупкие куски льда равнодушием или пренебрежением. Так почему же мы снова хотим испытать боль? Корчимся без неё, как беспомощные, ослабевшие наркоманы?

— О чем ты мечтаешь, Диана? — Макс игнорирует мою взволнованную реплику.

«Мои желания слишком простые и человечные: я хочу отыскать дочь. Хочу просыпаться утром, чувствуя затылком горячее дыхание и тепло мужской груди. Хочу любить и быть нужной. Если уместить мои желания в одно предложение — я мечтаю, чтобы в моем сердце снова расцвели розы...»

Максим заставляет меня задуматься и тронуть прикрытые свежими рубцами раны.

— Это слишком личное, чтобы делиться. — Чопорно отвечаю я и отворачиваюсь.

К черту допрос! Порой мне кажется, что мужчинам доставляет удовольствие видеть женскую слабость.

— В детстве я мечтал о путешествии на Луну, — улыбается Макс. Ветер мягко касается его волос, играет с ними, ощупывает лицо и, словно собрав запах в невидимое хранилище, старательно несёт его к моему носу. Аромат свежести и моря щекочет ноздри... Хочется вдохнуть его полной грудью, раствориться в нем. — Смотри, Диана, а вон там созвездие Кассиопеи. Его несложно разглядеть — всего-то нужно провести прямую линию от Полярной звезды к россыпи из пяти звёзд.

— Максим, мне кажется, мы говорим на разных языках. Я не понимаю...

— Ты странная, Ди...

Он разворачивается и сгребает меня в объятия. Его большие тёплые ладони ползут под джинсовую куртку и гладят спину, дыхание опаляет шею, а губы... Губы накрывают мой приоткрытый от удивления рот и нежно целуют. Из легких словно выкачивают весь воздух. Я слабею под напором парня и беспомощно впиваюсь пальцами в его плечи.

— Погоди... Что ты делаешь? — бормочу я, костеря себя на чем стоит свет за то, что согласилась на свидание.

— Ты же хочешь этого, Ди? Ведь так? Ты сама позвала меня... — отрываясь от меня, вздыхает Макс. Его грудь тяжело вздымается, а от тела исходит тепло.

— Я имела в виду секс, а не свидания или поцелуи.

Красивые губы Макса сжимаются в тонкую, напряжённую линию, он отстраняется, сверля меня сверкающими, как звезды, глазами. Я наклоняю голову, не в силах выдержать дуэль взглядов и повисшее в воздухе, тяжёлое, как желе, напряжение.

Тишину пронзает звук входящего сообщения на телефон Макса. Я облегченно вздыхаю, наблюдая за тем, как Максим меняется в лице. Он улыбается. Широко и искренне, радуясь посетившей его новости.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Ты так улыбаешься, будто...

— Люба родила, — отвечает он. — Девочку. Назвали Надюша. Мне начальница написала.

Мое лицо вытягивается в скорбную маску. «Твой рыжий красавчик скоро станет отцом! Отцом...», — звучат эхом слова папы. Надо же, у Мирослава родилась дочка. Наденька. Надежда Мирославовна. И родила ее любимая жена...

— Ди, ты расстроилась? Прости, я подумал, что ты забыла о Боголюбове... Извини, я разбередил твою рану? — спохватывается Макс.

— Я забыла, — отрезаю я, беспомощно поглаживая свои плечи. — А ты почему так радуешься? Разве ты отец?

— Нет, — усмехаясь, отвечает Макс и запускает пальцы в непослушные волосы. — Ребёнок — это большое счастье, Диана. Наверное, ты не понимаешь этих чувств, потому что не мать. Тебе чуждо счастье родившей женщины. Знаешь, когда родилась моя племянница...

А вот это он зря... Внутри мгновенно все высыхает: ростки нежности, стебли привязанности, бутоны женской слабости. Наверное, оно к лучшему.

— Макс, пойдём ко мне? — сухо выдавливаю я.

Он кивает в ответ.