Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни Страница 9

Поднявшись на борт «Трилистника» после того, как Карин закончила делать покупки, он счел за благо потихоньку исчезнуть. Люди, наводнившие яхту, чтобы приветствовать Барона, были из той категории светских господ, с которыми у него не было ничего общего. Да и Бруно в этот вечер не нуждался в его услугах. А Карин отняла у него совсем немного времени.

Он поел жареной рыбы в местном ресторанчике под названием «Гориль», который в общем и целом можно было считать вполне приемлемым, и запил ее бутылкой бургундского, не идущего ни в какое сравнение с превосходным кьянти из виноградников Бадиа Колтибуоно, одним из немногих вин, которым оказывал предпочтение сам Барон.

Французы поднаторели в том, что касалось этикеток и рекламы, а по сути мало чего стоили. Он ел, низко наклонив голову и время от времени настороженно прислушиваясь, как старый одинокий волк. Потом отправился в бар «Таити-Бич».

Он пошел туда под предлогом выпить глоток старого коньяка, но на самом деле надеялся встретить женщину, с которой познакомился и сблизился год назад. Она работала косметологом в салоне красоты, разместившемся у самого пляжа. Ее звали Линда, ей было около сорока, и она знала, как доставить удовольствие мужчине.

Он познакомился с ней в баре, где она, сидя в уголке, ела мороженое в стаканчике, и они сразу же нашли общий язык. Линда, как и он, имела сицилийские корни, хотя родилась во Франции. Тогда они весело провели вместе несколько дней, и, если он правильно понял ситуацию, можно было рассчитывать, что она и при нынешней встрече ему не откажет.

Линды в баре не было. Юный Ганимед с дурашливой улыбкой, поблескивающими глазками и золотым колечком в ухе объяснил ему, что она работает в «Библосе». Что-то буркнув в знак благодарности, Кало снова забрался в «Лендровер» и направился в бухту Каннебьер. Раз уж ему не суждено было встретиться с Линдой, а любая другая женщина вряд ли могла его заинтересовать, Кало решил насладиться морем, ветром и одиночеством.

Дом Бруно в бухте Каннебьер, окруженный сосновым парком, уступами спускающимся к морю, был идеальным местом, где никто не смог бы его потревожить. Он обогнул великолепное здание, даже не заходя внутрь, хотя у него были ключи.

Итак, он сидел на песчаной дюне под покровом чудесной звездной ночи. Он тревожился за Бруно. Новости относительно мистера Хашетта и «Ай-Би-Би», привезенные Карин, не сулили ничего хорошего. Это было не смутное ощущение, даже не подозрение: приостановка заказов в Бурхване означала, что американцы из «Ай-Би-Би» намеревались разорить Бруно Брайана.

Едва различимый шум донесся со стороны моря, нарушив безмолвие ночи. Поначалу Кало решил, что ослышался, но вскоре отдаленное жужжание переросло в отчетливый рев мотора. Его глаза, привыкшие к темноте, различили очертания катера. Он инстинктивно подался назад, в тень деревьев, чтобы остаться незамеченным.

Свет на катере был потушен, не горели и сигнальные огни, в нескольких метрах от берега мотор тоже был заглушен. Со своего места Кало мог различить только движущиеся тени. Кто-то спустился с катера в воду и направился к берегу. Ему показалось, что двое что-то тащат, ясно было, что они волокут некий громоздкий предмет. То, что они оставили на берегу, прежде чем вновь подняться на борт, напоминало большой тюк с бельем.

Катер пришел в движение, отвалил от берега и скоро растворился в темноте. Кало осторожно приблизился к бесформенному мешку и, когда увидел, что это такое, не столько удивился самому появлению живого существа, сколько тому, что это существо еще живо.

Кало склонился над телом, закутанным в покрывало, и услышал слабый стон. Он откинул край ткани и увидел женское лицо в разводах губной помады, туши и румян, образовавших причудливую маску. Девушка, прижимавшая к груди сумочку со стразами, казалась жалкой и несчастной, как брошенная на чердаке сломанная кукла.

– Что случилось? – спросил он своим глубоким и добрым басом.

– Меня изнасиловали, – прошептала она.

Вопрос был задан по-итальянски, и на том же языке прозвучал ответ.

– Вечно мы попадаем в беду, – глубоко вздыхая, заметил Кало; на его лице появилось выражение боли и гнева.

– Это было ужасно, – призналась она незнакомцу.

– Постарайся не думать об этом, – посоветовал он. – В данный момент это единственное, что ты можешь сделать, а там видно будет. Где ты живешь?

– В одном пансионе. В Каннах, – ее голос звучал тихо, но уже увереннее. Она чувствовала, что этому человеку можно доверять.

– Хочешь, я отвезу тебя домой? – предложил Кало.

– Я, наверное, никогда больше не вернусь домой, – жалобно сказала она, сама не зная, что имеет в виду: веселую комнатку в пансионе «Сент-Ив» или полуподвал в переулке на Монтекальварио.

– Об этом мы поговорим позже. – Мужчина наклонился и бережно, как ребенка, поднял ее на руки. – Кто это был?

– Животное. Дикий зверь.

– Скажи, как его зовут.

– Омар Акмаль, – решилась произнести ненавистное имя Розалия.

– Пусть бог отплатит ему той же монетой, – произнес Кало тихим голосом человека, знающего, что такое вендетта. Он был непоколебимо убежден, что всевышний разделяет его собственные представления о справедливости.

– Не зовите никого, прошу вас, – сказала она умоляюще.

– Нет, детка, – улыбнулся он, – я никого не знаю, кто мог бы помочь в твоем случае, а ты?

– Это еще не самое страшное. Я должна сделать заявление, – настаивала она.

– Потом посмотрим… – успокоил он ее, направляясь к соснам, окружавшим дом.

– Вы, наверное, очень добрый, – сказала она. – Как вас зовут?

– Кало.

– И все?

– Хватит с лихвой.

– Меня зовут Розалия. – Она затихла на руках у незнакомого великана, баюкавшего ее, как ребенка. Может быть, когда-то ее вот так же укачивала мать, но Розалия тогда была слишком мала и ничего не помнила.