Разлуки и радости Роуз - Изабель Вульф Страница 84

Двойняшки сказали, что мне просто попались вопросы, которые я не учила, но это было не так. Я очень много занималась и была отлично подготовлена, но совершила одну ужасную ошибку. Я обратилась в бюро регистрации рождения, и за день до экзамена получила результаты. Понимаете, если вас, как меня, удочерили до 1975 года, то сперва с вами должен провести беседу социальный работник. Он консультирует вас по так называемому «Разделу 51», чтобы вы были готовы к тому, что можете обнаружить. Я поехала в социальную службу в Эшфорде и познакомилась с этой женщиной, социальным работником, которая была очень мила и профессионально компетентна. Она объяснила, что то, что мне предстоит узнать, возможно, будет все равно что открыть банку с червями. Уверена ли я на сто процентов, что хочу узнать это, ведь я еще очень молода? Я ответила: да, я уверена на сто процентов. Я ждала этого момента всю свою жизнь. Потом она спросила, знают ли мои приемные родители о том, что я собираюсь сделать, и я ответила, что знают. Я сказала, что хочу увидеть запись о регистрации рождения, потому что это нужно для получения паспорта, но я соврала. На самом деле мне просто хотелось наконец узнать имена моих биологических родителей. Но когда мне протянули этот листок бумаги и я увидела то, что там было написано, я пережила самый жуткий шок в своей жизни. На следующий день я каким-то образом заставила себя прийти в школу и отсидеть первый выпускной экзамен, но все мои мечты о поступлении в университет рассыпались в прах…

Я услышала звук поворачиваемого в замке ключа — Тео вернулся. Он был у Бев, помогал ей заполнить налоговую декларацию.

— Ничего себе, какая древность! — воскликнул Тео, увидев мои пластинки. — Это твои? «Partridge Family». В первый раз о таких слышу. — Внезапно я почувствовала себя очень старой. — «Jackson Five». О боже — Майкл Джексон что, негр? А это еще что? «Mudd», «Bay City Rollers»… смотри! Мэри Осмонд! Да эти пластинки целое состояние стоят, Роуз!

— Прекрати. Я чувствую себя антиквариатом.

— Извини. — Он улыбнулся. — Я раньше жену так дразнил, она приходила в бешенство.

— Она почти такая же старая, как и я?

— Почти.

— Как у Беверли дела? — спросила я, меняя тему.

— Нормально, хандрит немножко.

— Наверное, ее парень уехал. — Тео уставился на меня. — Шотландец. — Он все еще не понимал, о чем речь. — Дирижер.

— А, точно. Хэмиш. Да. Он уехал за границу, поэтому у нее легкая депрессия, к тому же Тревор подхватил простуду.

— Она не хочет зайти в гости и поужинать с нами? Я могу чего-нибудь приготовить.

— Я уже спрашивал, она отказалась.

Я заметила, что, когда у Беверли плохое настроение, она всегда предпочитает оставаться в одиночестве. Так что мы с Тео весь вечер играли в «Скраббл» — мы частенько так делаем. И только я обрадовалась, что мой телефонный маньяк вроде успокоился, как он словно прочитал мои мысли и позвонил опять (хотя, возможно, это было просто совпадение). Телефон зазвонил в одиннадцать часов, я сняла трубку и услышала тяжелое дыхание.

— Кто это? — спросил Тео.

— Телефонный маньяк.

Он скорчил гримасу.

— О нет. Опять.

— Ну, хоть кто-то меня любит.

— Похоже, он тебя совсем не тревожит.

— Нет. Я уже привыкла.

— И как он себя вел на этот раз?

— Тяжело дышал, как больной астмой: мне почти стало его жалко. Знаешь, — проговорила я, сев на диван и взглянув на свои фишки с буквами, — что-то здесь неладно. Обычно телефонные маньяки звонят несколько раз подряд, чтобы довести тебя до белого каления, но мой преследователь всегда довольствуется только одним звонком.

— Какой вежливый преследователь.

— Или вежливая. Я так и не выяснила.

— Ты же хотела записать его номер в черный список.

— Пыталась, но в телефонной компании все время занято. Вчера я двадцать минут висела на телефоне и слушала рождественскую песенку в синтезаторной обработке. Но потом не выдержала. Так, чей ход? Мой. Эй, нельзя подсматривать, какие буквы выбираешь! Это жульничество.

— Но мне нужны гласные. Так, что там у тебя? — Я посмотрела на свои фишки. О, с, р, и, т, две е. Получается «рост» или «торс», но так слишком мало очков.

— О'кей. Придумала… вот. — Я пристроила «СИРОТ» к «ПАЛАТКЕ» Тео.

— Сирота. Получается… двадцать четыре очка.

— Я сирота, — проговорила я с горькой усмешкой.

— Да. Тебя надо отправить в детский дом. Но, может, ты и не сирота вовсе, — произнес он, глотнув пива. Взял свои фишки и пристроил «ОДИТЕЛИ» к моему «СИРОТЕ». — Возможно, твоя настоящая мать еще жива. И кто знает, может, и отец тоже. — Я подняла глаза. — Им, наверное, еще шестьдесят не исполнилось. Еще лет двадцать впереди. — Если бы кто-то другой упомянул о моих биологических родителях, я бы применила к нему жидкий азот, но из уст Тео эти слова почему-то не казались возмутительными. Тео потянулся за журналом «Таймс». На обложке красовался заголовок розовыми буквами: «Стильные подарки к Дню Матери. Оригинальные идеи!»

— Накануне Дня Матери всегда вспоминаю свою маму, — сказал он, пролистывая журнал.

— И я свою.

— Ты имеешь в виду свою приемную мать? — Я кивнула. — Можно спросить тебя кое-что о твоих приемных родителях? — произнес он с нехарактерной ему скромностью.

Я вынула из мешочка еще фишки.

— Сколько угодно. Спрашивай.

— Кажется, вы были не очень близки.

— Ты прав.

— Когда их фотографию украли, ты так вяло отреагировала, что я все понял. — Я пожала плечами. — Роуз, что это были за люди?

— Что это были за люди? Понимаешь, — объяснила я, раскладывая фишки с буквами на доске, — они были примерно на фут ниже меня. И… они были очень консервативны и набожны. По выходным мы часами торчали в баптистской часовне, — добавила я. — Поэтому я и не хожу в церковь. Я бы могла сказать, что они хотели как лучше и были достойными людьми, но…

— Но что?

Я вздохнула.

— Понимаешь, — произнесла я, покусывая нижнюю губу, — всегда так делаю, когда волнуюсь, — меня много что не устраивало. Во-первых, Тео, я никогда никому в этом раньше не признавалась, даже близняшкам, — у меня всегда было такое ощущение, что мне в этом доме не место. У отца была мастерская по изготовлению обуви на заказ, и я часто наблюдала, как он подбирает клиентам обувь, тщательно измеряет им ступни в длину и в ширину, рассматривает свод стопы и подъем, чтобы ботинки подошли идеально. Так вот, мне казалось, что я моим родителям не подхожу.

— Потому что ты на них не похожа?

— Нет, не поэтому. Если бы мы были более привязаны друг к другу, это имело бы значение. Но я не ощущала родительской любви. Конечно, я ни в чем не нуждалась, и они относились ко мне подоброму, но… они не были ласковы. Я была им как будто гостем, а не дочерью. Смотрела, как мама близнецов обнимает их, когда забирает из школы, и испытывала ужасную тоску. Мои родители не умели со мной играть, так что приходилось самой себя развлекать. Они не любили детей, и мне постоянно внушали, что я не должна устраивать беспорядок.