Принцесса - Джоанна Линдсей Страница 83

Он заколебался и даже немного опустил пистолет.

— Это будет весьма опрометчиво с твоей стороны, принцесса!

Она пожала плечами:

— Ты же все равно убьешь меня. Почему бы не прихватить тебя с собой на тот свет?

— Так ты, похоже, смирилась с неизбежной кончиной? Может, попробуешь уговорить меня не убивать тебя? Я видел и слышал, как рыженькая Алисия тут у тебя вымолила пощаду. Может, и ты немного поплачешь?

Да он просто садист! Таня поджала губы, начиная закипать от злости:

— И не надейся на это.

Тут она заметила торчащий у него из-за пояса кинжал. Решение пришло сразу.

— Но если тебе охота поиграть со своей жертвой, давай устроим поединок. У меня тоже есть нож, как тебе известно.

Он расхохотался:

— Ты хочешь драться со мной? Думаешь, у тебя что-нибудь получится? Это же не в темноте попасть по руке случайно.

Таня широко раскрыла глаза.

— Так это ты напал на меня тогда ночью в Данциге?

— Конечно. Я ждал несколько месяцев, пока Барони найдет тебя в Америке и привезет.

— Как ты мог знать о моем существовании вообще?

— Меня считали мертвым и решили, что опасность миновала. В нашей семье никто никогда не верил, что ты могла так бесследно исчезнуть. Но на след напасть не удалось, поэтому оставалось только ждать момента твоего появления. Когда Штефан собрался в путешествие, все стало ясно.

— Ты хорошо осведомлен о жизни во дворце. Откуда же ты черпал сведения?

— А наша рыженькая на что? Разве без ее помощи я смог бы просидеть столько времени в Данциге?

— Так ты и есть тот самый посыльный от Шандора, который столь загадочно исчез?

— Конечно.

— И Алисия все знала и помогала тебе?

— Это я должен был помочь ей оставить при себе Штефана.

Таня готова была рвать и метать от бессильной злобы, она отпустила эту дрянь, поверив ей! Как же сохранить хладнокровие, чтобы бороться с этим негодяем?

— Довольно! — резко бросила она точно так же, как Штефан. — Готов ли ты к честной схватке? Или последуешь подлой семейной традиции убивать трусливо, тайком?

Ей хотелось разозлить его, чтобы он потерял самообладание. Отчасти это ей удалось — лицо Ференца исказилось от ярости.

— Ты намекаешь на то, что моя семья — это сплошные преступники? А кто начал эту кровавую месть, как не твой отец?

— Твой замечательный дядюшка Карой. Это он стал убийцей и получил по заслугам. А после этого все Габоры объявили нам войну: душили, стреляли, топили ни в чем не повинных людей. Семья убийц доказала, что Карой получил по заслугам.

Ференц ничего не ответил, только сунул пистолет за пояс и выхватил кинжал. Глаза его превратились в щелки, на стиснутых челюстях заходили желваки. У Тани все похолодело внутри, когда он двинулся к ней. Значит, он принял вызов, и ее ждет настоящая схватка не на жизнь, а на смерть. Но как ей побороть его? Она же не умеет толком обращаться с оружием, припугнуть — пожалуйста, а драться на ножах.. Рывок вперед… Тане удалось избежать удара только благодаря своему росту и верткости.

Но опасность следующего выпада была слишком велика, и Таня уже собралась с духом, чтобы закричать, как дверь широко распахнулась и в комнату ворвался Штефан. На мгновение он остолбенел, увидев Ференца с кинжалом в руке, в следующую секунду узнал его. Тот тоже опешил от неожиданности. Штефан, воспользовавшись его замешательством, сделал резкий выпад и ударом ноги выбил оружие из рук негодяя.

Тут вбежала стража, но король не дал им возможности вмешаться. Его железный кулак едва не раздробил челюсть Ференца, тот покачнулся, но успел ударить противника ногой в живот. Но Штефан словно и не заметил этого — он не чувствовал боли. Еще один меткий удар — и Габор оказался на полу. Штефан выхватил у него из-за пояса пистолет и выстрелил.

Таня словно оцепенела. Она видела, как стража выволокла труп Ференца из комнаты. Тут же появился обеспокоенный Макс, а с ним несколько гвардейцев. Она слышала, как Данев что-то взволнованно говорил Штефану, но чувствовала себя словно во сне. По обрывкам фраз, дошедших до ее сознания, Таня поняла, что схватили Алисию, которую опознал один из пойманных подручных Лятцко.

Штефан подошел к ней и обнял за плечи.

— Как ты себя чувствуешь, Таня? — спросил он с беспокойством. — Он не ранил тебя?

Она подняла на него глаза, не веря, что все обошлось, она жива и что Штефан на самом деле обнимает ее.

— Нет… — пробормотала она. — Все.., все хорошо.

Только сейчас ее начала бить дрожь, и она прижалась крепче к Штефану, чтобы успокоиться.

— Как этот негодяй попал сюда?

— Подземный ход, — ответила Таня и показала на камин в гостиной.

Штефан сделал знак гвардейцам, и они кинулись туда.

— Танечка, — сказал Штефан ласково и погладил ее по голове, — успокойся, все обошлось. Тебе больше ничто не угрожает. Если кто-нибудь посмеет пальцем тебя тронуть, я убью его. Никому тебя не дам в обиду.

Они стояли так некоторое время и молчали. Постепенно комната опустела — слуги и гвардейцы все осмотрели и ушли. Таня понемногу пришла в себя.

— Штефан, — спросила она, — а как ты попал сюда в этот момент? Ты шел ко мне просто так?

Она почувствовала, как он напрягся, но не ответил.

— Штефан, ты слышал мой вопрос? Он отпустил ее, прошел к двери и подобрал что-то с пола. Это оказались его брюки.

— Я пришел к себе одеваться к свадьбе, а мой Иошка выложил мне вот это.

— Не тот цвет? В светло-серых не положено жениться?

— Нет. На них пятно.

— Ты не мог выяснить это с Иошкой? Почему ты пришел ко мне?

— Они запачканы кровью! И Штефан протянул ей свои брюки. Таня не двинулась с места.

— Ай-ай-ай! — покачала она головой. — Что с твоим Иошкой? Как он мог не заметить это?

— Уж он-то заметил! И сделал так, чтобы это заметил я!

Таня все уже поняла, но не сдавалась.

— Ты не спросишь меня, чья это кровь? — спросил Штефан.

— Твоя?

— Нет.

— Ну, Когда ты дрался с Павлом…

— Нет. Я последний раз надевал их вечером в Данциге. Так как? Почему ты молчишь, Таня? Таня тяжело вздохнула:

— О Господи, Штефан! Что же тебя так беспокоит? Ты сказал, что для тебя это не имеет больше значения.

— Не имело значения то, что ты не девушка! Но важно, что на самом деле ты была девственницей!

Он уже почти кричал. Таня без сил опустилась в кресло.

— Я ничего не понимаю, Штефан. Мне показалось, что ты недавно утверждал совсем обратное. Ты принял меня как далеко не добродетельную женщину.