Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская Страница 81

— Катенька, да о каком равенстве ты говоришь?

Ты в сто раз умнее, светлее и чище меня. Это я не достоин тебя. Воспользовался твоей беспомощностью на корабле, совратил. Солнце и море совсем разума человека лишают. А теперь я — арестант. Тут и сказать нечего. — Островский остановился, будто запнулся о невидимый камень, и сковырнул носком кроссовки песчаный бугорок.

— Нет, ты не арестант. Ты — узник совести! — На ум приходили высокие, книжные слова. Так всегда бывает, когда чувства захлестывают мысли. — Ты — самый честный и справедливый человек на земле. Вот увидишь, скоро твои враги будут посрамлены, а ты оправдан.

Теперь мы превозносили друг друга, соревнуясь в благородстве. Неожиданно Валерий поставил точку в словесных реверансах. Он остановил меня, посмотрел долгим задумчивым взглядом и крепко обнял. Тотчас неуемный ветерок попал в западню между нашими губами и затих. Теплый, нежный поцелуй выключил мое сознание. Это был первый настоящий поцелуй в моей жизни.

* * *

Я захлопнула свадебный альбом и облизнула губы. Посмотрела на часы: скоро мне выходить из дому. Но мысли по инерции еще крутились вокруг недавних и таких уже далеких событий. Лето было чудесным: аномально жарким и сухим. Судебное преследование Островского было приостановлено.

Вероятно, все сотрудники органов ушли в отпуска.

В августе мы с Валерием, как и собирались, поехали в Кронштадт. Узнали заранее, когда на купол Морского собора будут поднимать крест.

На мощенной булыжником площади у Морского собора столпились кронштадтцы и гости из Петебурга. Высоко задрав головы, все смотрят в небо.

Наступает ответственный момент. Вертолет завис над куполом, под ним на стальном тросе покачивалась махина золоченого креста, высотой с фонарный столб. Осталось совсем немного — и вот наконец основание креста касается места крепления.

Машут руками рабочие, давая знак штурману чуть-чуть подать вбок. Ось должна точно войти в паз! Но что это? То ли пилот промахнулся, то ли ветер вступил в сговор с нечистой силой! Крест неожиданно дергается, клонится набок и срывается с троса, а затем, кувыркнувшись по кровле купола, опережая гул толпы, летит вниз. Чудо было только в одном — ни один человек при этом не пострадал. Удрученные люди нехотя расходятся.

На обратном пути в Петербург пассажиры автобуса только и говорили об упавшем кресте, о том, что на Руси это издавна считалось плохим знаком.

Валерий был угрюм и эти разговоры не поддерживал. Только однажды, когда я глупо спросила его, что может последовать за этим — Кронштадт затопит или собор сгорит, — он прервал меня:

— Ну как ты можешь верить этим суевериям, Катя!

Успокойся. Конечно, неприятно, что попытка не удалась, но с городом ничего не случится. И собор будет еще долго стоять, вот увидишь!

На следующий день Валерия Островского вновь арестовали.

Два месяца я как ненормальная бегала по инстанциям. Следователь, адвокат, приемная прокуратуры — куда я только не обращалась! Добивалась свидания со своим мужем, своим капитаном. Наконец разрешение было получено. И сегодня мне предстоит первая встреча с любимым в следственном изоляторе.

Я еще раз посмотрелась в зеркало в прихожей.

Вчера купила модную шляпку, Валерию должно понравиться. Мы еще поборемся с судьбой — но теперь будем бороться вместе. Я уже закрывала дверь квартиры, когда по радио передали: «На этот раз золоченый крест на куполе Морского собора благополучно установлен». И на душе сразу стало легко!..