Противоположности - Дарьяна Кадет Страница 81

— Эй, Картер, хочешь прикол? — раздался в трубке голос знакомого вперемешку с басами клубной музыки. Нэйтен посмотрел на время — почти три часа ночи. Он раздражается из-за того, что разбудили. — Ты бы знал, кого я видел, — всё утверждал подвыпивший голос. Недовольно потерев глаза, Нэйтен садится в кровати, откидывая одеяло. — Обалдеть. Никогда бы не подумал. Тебе надо это видеть.

— Давай ближе к делу, — буркнул Нэйтен в трубку.

— Ты же знаешь, чёрт, как же её… У неё фамилия ещё Тёрнер, — Картер резко напрягся, шире распахивая глаза. Сон моментально испарился, пока знакомый вспоминал, что хочет сказать. А нутро Картера уже всё вскрикнуло. Напряжение тела возросло. — А, точно, Николь Тёрнер. Кто бы мог подумать, что эта пай-девочка окажется с нами в клубе. А в милой девчушке ещё те чёртики, оказывается. Но она прям секси в этом коротком платье.

Дурнота окутала Нэйта. Сердце защемило, как от приступа. Дурное чувство «это не к добру» въедается в мозг, пустив нервозные потрескивания волокон под кожей. Жуткое беспокойство за единственную. Что она там делает? Почему? В чём причина? Николь не любит такие заведения, тогда что сейчас случилось? В чём причина? Рука сжала простыню, комкая ткань, и он готов её порвать, словно чувствуя, как внутри него что-то медленно рушится, выкручивая суставы.

— Адрес, — зло рычит он знакомому.

— Адрес? Какой адрес?

— Адрес клуба, идиот! Бегом! Иначе я вырву тебе язык с корнем!

— Да ладно тебе, сейчас пришлю. А-а-а, так не терпится тоже посмотреть на эту крошку, понимаю-понимаю…

Телефонный разговор резко оборвался. Нэйтен сбросил вызов, потому что жутко бесил голос товарища. Раздражала даже атмосфера и гул, что стоял в голове, застилающий здравый смысл. Он совсем не помнит, как спрыгнул с кровати, оделся и вылетел из дома. Наверно, никогда он ещё не был таким нетерпеливым и быстрым. Он бежал, просто бежал по ночной улице, даже не зная, в верную листорону. Просто на первых порах надо был сбить спесь. Чтобы ночная прохлада охлаждала кожу. Звук сообщения лишь отвлёк, быстро просматривая адрес клуба, теперь он знал, куда необходимо как можно быстрее попасть. Он не знает, почему, но одна мысль застряла, как навязчивая мелодия, пока сердце стучало, закладывая уши: «лишь бы успеть».

Он не соображает, как попал в клуб. Сколько прошло времени? Но пробирался сквозь толпу, выискивая её взглядом, под галдящие потоки. Нэйтен расталкивал людей, раздражаясь всё сильнее. Ещё чуть-чуть, и он будет расшвыривать всех подряд. Заприметив звонящего знакомого за столиком, флиртующего с клубной девчонкой вызывающей наружности, он подлетает, поднимая его на ноги, ухватив за грудки.

— Где она?! — кричит он на опешившего парня.

— Кто? — непонимающе хлопает он глазами. От парня несёт алкоголем, да и зрачки расширенные, выражают не о трезвом рассудке. Но Картеру плевать, он его сейчас порвёт на части, если не узнает, где его подруга.

— Я тебе сейчас врежу, честное слово!

— Тёрнер, что ли? — взбесившись пуще, Нэйтен прижал парня к стенке, и тот жмурится, стукнувшись затылком о бетонную кладь. — Не знаю я, — потянулся парень рукой к ушибленному месту. — В последний раз я видел, как её какой-то хмырь уводил в сторону туалетов.

В душе что-то оборвалось и жутко стало не хватать кислорода. Нэйтен тут же сорвался с места, выпустив ничего не понимающе знакомого, устремившись в сторону вывески со значками «М» и «Ж». Нет, Николь, ты не можешь. Всё это неправда. Она не могла с кем-то уединиться. Не могла! Это всё какой-то розыгрыш! Она же не такая. Она другая. Ей это не свойственно. Почему, Николь, почему?

Почему такая дрожь во всём его теле только от одной мысли о чём-то подобном? Вдох-выдох, но голова кругом. Он врывается в мужской, попеременно открывая кабинки, вышибая закрытые, пропуская возгласы возмущения потревоженных. Но её нет. Никаких подозрительных посторонних звуков. Почему-то стало страшно. Он терял внутри себя какую-то часть, хватаясь за несуществующее время вернуть всё назад. И страшно осознать «поздно». Нет, надежда ещё проблёскивает, и он рвётся в женскую часть. Но, открыв двери, замирает на месте.

Профиль девушки с пустыми глазами пропечатался в зрачках и вечной памяти о том дне. Об их общей ошибке. Её образ в зеркале пропавшего человека, утерявшего веру во всё. И он понимает, что не может ступить к Николь. Не имеет права. Он… струсил, встретившись так откровенно с её болью. Её неожиданный смех разорвал его перепонки, став личным кошмаром. А её слёзы, пробившиеся сквозь такие красивые и родные глаза, стали личным ядом. Осмотрел всю её: короткое помятое платье, её трясущиеся ноги, содрогающееся тельце и размазанный макияж слабой сломленной натуры. Второй раз в жизни он чувствует себя жалким существом. Никчёмный, настолько, что хочется сдохнуть на месте, лишь бы не видеть её страданий, не слышать раздирающих изнутри воплей отчаянья. Она поникла на его глазах, и он ничего не может сделать, потому что сам дрожит.

Какой же он трус. Омерзителен себе. Трясётся, как осенний лист. Не может ступить к ней. Не смеет прикоснуться к ней. Не смеет! Не имеет права марать её! Сглотнув сухую, прожигающую глотку слюну, он выпускает ручку двери, облокачивая на стену, медленно опускаясь на грязный, заляпанный чужими подошвами пол. Он опускается вниз, даже не стараясь зацепиться. Он достоин быть в грязи. И он хочет впитать всю её боль в себя, чтобы хоть немного облегчить её сердце. Но нет. Процесс неизбежен. «Поздно» настало. Время утеряно, как бы не тянул в сторону руку, оно просачивалось сквозь пальцы. Потерял… Не просто себя, потерял то, что считал смыслом. Потерял любимую девушку. Их связь. Ниточка оборвалась, пропитавшись её слезами. Буквально слышит, с какой скоростью она отстраняется от него. Навсегда ли? Не важно! Теперь это то, что не простит себе, а будет проклинать. Какая он скотина. Пустая и низкая. Страдай, мучайся, ведь ты этого достоин. Не она, а ты.

Он ставит личный приговор!

И пускай это останется клеймом на сердце.

ВИНОВЕН!

***

Прижимая тело Николь к себе, невероятный покой протекал и будоражил сладкими импульсами каждую мышцу в организме. Её дыхание щекотало ключицы. И сердце не могло успокоиться, пока гладил девичье предплечье, так трепетно, боясь сделать больно. Николь уложила ладонь на его талию, мерно дыша в объятьях. Можно ощущать её тепло, ощущать её аромат тела. Ни духов, ни гелей для душа и шампуня, а её собственный родной для него. Самое важное — уметь уловить и ценить моменты. Запоминать, чтобы именно они, в самые гнетённые моменты вытесняли всю боль. Вот оно — хорошо. Вот оно — умиротворение. Вот в чём желание ещё быть и быть рядом с ней.

— Прости меня, — именно сейчас жгучее желание проявившейся необходимости сказать ей это.