Декамерон в стиле спа - Фэй Уэлдон Страница 80

Вино текло рекой. У Дженис уже кружилась голова. Иногда складывается впечатление, будто все эти светские приемы специально устраивают боги, чтобы раскрутить новые житейские истории, персонажи которых разбредаются в разных и самых неожиданных направлениях. На таких вот приемах как раз все и происходит — создаются и рушатся брачные союзы, завязываются и кончаются любовные романы, зачинаются дети, находится и теряется работа. Торжественный обед в Королевской академии являлся как раз одним из таких событий.

После обеда в выставочных залах подавали кофе, и гости отдыхали, обсуждая летнюю выставку, на которой были представлены три картины Уолдо. Дженис спросила, покажет ли он ей свои работы, и художник охотно согласился, Джо заметила, как он водит под ручку по залу юную прелестницу, и почему-то вдруг пришла в бешенство. Граф поинтересовался, что ее так расстроило, и ей вдруг захотелось поделиться. Он увел ее в темный уголок за гигантскую скульптуру, скрывавшую их от постороннего глаза, и там, тиская, частично раздел в надежде сделать хотя бы на время не столь несчастной. Перед этим они покрутились вокруг стола, где другие пили кофе, осушая чужие бокалы с недопитым десертным вином. Зрелище, надо сказать, забавное.

Элиза ходила по пятам за матерью, чтобы потом убедительно обвинить ее в алкоголизме — «Помнишь, как у тебя цветок свалился в подливку того бедолаги? Так некрасиво это выглядело! Прямо стыдобища!» — и была искренне поражена происходящим. Она сбегала за отцом. Вместе с ним пришла Дженис. Держась за локоть графа, Джо подняла на них мутный взор и сказала:

— Никто меня не любит…

На что Уолдо немедленно ответил:

— Да уж, никто.

Уолдо отвез Элизу переночевать к друзьям, а сам отправился в маленькую квартирку Дженис, где провел восхитительную ночь в ее постели. Он не испытывал ни малейших угрызений совести, чувствовал себя правым и при этом страшно злился на Джо за то, что она так его опозорила и предала. Он с ужасом представлял, как теперь отразится поведение жены на бедной Элизе.

Конечно, Дженис давным-давно решила, что никогда не станет связываться с женатым мужчиной. Она презирала женщин, способных на подобное. Но такую жену, как Джо, аморальную, распущенную, пьющую, вряд ли стоило брать в расчет. А бедная девочка! Какое милое имя — Элиза! Уж Дженис постаралась бы заменить ей мать, окружить материнской любовью, которой та явно никогда не знала. Дженис была преисполнена нерастраченных чувств, готовых выплеснуться теперь, когда в ее жизни наконец появился тот самый мужчина с рубленым мужественным лицом, крупным жестким ртом и ямочкой на подбородке. Волосы у него, возможно, редеющие и не такие густые, как полагалось бы герою — все-таки возраст, — но любовь есть любовь и от нее просто так не отмахнешься.

Поли Элис уехали с приема еще до кофе.

— Можно не волноваться, ничего не произойдет, — успокоила Элис Пола. — Там жена сидела напротив и дочка рядышком.

Она считала присутствие семьи гарантией надежности. А вот у Пола такой уверенности не было.

— Нет, волочиться за ней он, конечно, станет, — сказал Пол. — Но у нее хватит здравого смысла отфутболить его, ей же нужен сверстник, а не какой-то там женатый мужик со всем своим семейством в придачу.

Когда дочка заехала к ним на следующее утро и сообщила, что влюбилась, они забили тревогу.

— Но у него же жена и дочь! — увещевала Элис. — Что ты делаешь? Зачем тебе это?

— Жены, считай, нет. Так, распутница, — возразила Дженис. — А о дочери я смогу позаботиться лучше, чем она.

— Ты не представляешь, сколько хлопот доставляют приемные дети, — твердила мать.

— Но я люблю девочку. Точно так же, как ее отца. Она его плоть и кровь.

— Она может тебя возненавидеть, — вмешался в разговор Пол.

— С какой стати? — удивилась Дженис. — У меня-то ненависти нет. Если даришь человеку любовь, он воздает тебе той же монетой. Бедная крошка. Это ж надо, какая мать ей досталась — алкоголичка!

Уолдо отвез Элизу в школу, а после занятий встретил. Он сказал ей, что переезжает к любимой женщине, но Элиза должна помнить, что ее он любит больше всего на свете. Ей придется пока немного пожить у матери, но, как только у него все уладится, он ее заберет. Он уверял дочку, что она получит самую лучшую мачеху на свете.

— Понимаю, — любезно ответила Элиза. — И обязательно запомню, что ты любишь меня больше всего на свете. — Если в ее голосе и прозвучала ирония, то отец ничего не заметил.

Элиза пошла прямиком в мастерскую отца и ножом покромсала несколько его полотен, а другие просто растоптала и расшвыряла по полу. Потом позвонила отцу и сообщила, что мать сошла с ума, разнесла в пух и прах его мастерскую и что ей, бедной девочке, очень страшно. Когда приехала полиция, Джо все отрицала и Уолдо сказал, что не станет подавать на нее в суд, но обязательно подаст на развод. К счастью, большинство работ, хранившихся в мастерской, не стоили и ломаного гроша, но все-таки Уолдо было очень неприятно.

— Элиза! — обратилась к дочери Джо, потрясенная и вся в слезах. — Надругаться над папиными картинами мог только один человек — ты.

— Полиция так не считает, — заявила Элиза. — А подозревает именно тебя. Я сказала им, что ты страдаешь болезнью Альцгеймера. Или слишком много пьешь. Ты же ведь почти не просыхаешь, вот разум у тебя и помутился.

Джо вырвала из волос цветы и ушла вся в слезах, потрясенная и возмущенная. Она действительно многого не помнила — прямо какие-то пробелы в памяти. А ночью лежала в постели с закрытыми глазами и видела перед собой сверкающие зигзаги. Граф больше не объявлялся. От него не было ни слуху ни духу. Как и от остальных — все встали на сторону Уолдо. Он был знаменит, и Дженис все любили. Все, да не все. Элиза была настолько мила, что принесла матери чашку чая, в которую подсыпала валиум.

Пол и Элис поехали навестить дочку и обнаружили у нее на кухне Уолдо — он мыл размороженный холодильник. Дженис была всегда очень занята — полный рабочий день, иногда даже приходилось оставаться сверхурочно, прибавьте к этому всевозможные благотворительные акции и активный досуг. Неудивительно, что ее холодильник оброс льдом и ей приходилось все разогревать в микроволновой печке. Уолдо же был привычен к домашним делам.

— Я похитил вашу дочь, — сообщил он Полу.

Тому понравилась подобная прямота, свидетельствовавшая о чистоте намерений, — слова, достойные вожака стаи. Пол подумал, что Дженис будет в надежных руках.

— Мы подарим тебе замечательных внуков, чтобы было чем заняться, — сказал Уолдо Элис.

Но ее оказалось не так-то легко убедить.

— Я не сомневаюсь, что ты подаришь мне внуков, — проговорила она. — Но у тебя есть жена и ребенок.

— С женой мы разводимся, — сказал он. — И ребенка я заберу себе.

— Обычно суд оставляет ребенка с матерью, — возразила Элис.

— Да, но не в нашем случае. К тому же Элизе уже пятнадцать и скоро она будет самостоятельная.