Солдат удачи: В плену объятий - Натали Фабье Страница 8

Лизе казалось, что Анри непременно почувствовал, как слова благодарности, произнесенные ею, что-то изменили в их отношениях. Она должна была произнести их гораздо раньше, но сделала это только теперь. И тут же ее накрыла горячая волна. Ощущения были очень приятные, но мало ей знакомые, и она не знала, как совладать с собой. А в чем, собственно, дело? Да в том, что ей нравится этот Анри, хотя еще вчера она голову дала бы на отсечение, что мужчина подобного типа никогда и ни при каких обстоятельствах не внушит ей симпатии. Его образ и сейчас отнюдь не представлялся ей идеальным. Может быть, ей только воображается, что этот человек пришелся ей по вкусу?

Надо сказать, в сердечных делах ей вообще никогда не везло. Любовь обходила ее стороной. Иначе бы не пришлось ей три раза разрывать помолвки — сначала с врачом, затем с адвокатом и наконец с университетским профессором. И как было не разорвать, если этих парней интересовали главным образом деньги ее отца? Ну, разве что у профессора, знатока французской литературы, имелись и кое-какие другие интересы. Лиза даже начала надеяться, что найдет с ним общий язык. Но он замучил ее и всех ее домочадцев цитатами из Аполлинера и Поля Валери, и Лизе пришлось расстаться с ним.

Анри явно не склонен поражать ее воображение литературными познаниями, а к богатым людям относится так, словно они его личные враги. И это, пожалуй, совсем не плохо. Но, как ни крути, он из чуждого ей мира, где царят грубые нравы, похищают людей и без долгих разговоров стреляют друг в друга. Чем же объяснить то сердцебиение, которое вызывает его присутствие?

…Лиза поймала взгляд его карих глаз, и у нее перехватило дыхание. Она опять почувствовала теплую волну по всему телу. «Невероятно! — проносилось в ее голове. — Краткое прикосновение его руки пробудило у меня такие бурные ощущения. А что же будет, если он вдруг поцелует меня?» С легкой дрожью она взглянула на его рот. Что за вздор! Нет уж, лучше отбросить все эти мысли. С какой стати ему ее целовать? Он вполне ясно изложил свое мнения о ней. Он к ней совершенно не расположен. И уже по одной этой причине между ними ничего не может быть.

Но когда их взгляды встречались, Лиза, словно не ведая, как ей вести себя, или стараясь скрыть свою растерянность, принималась безбожно кокетничать и одаривать солдата затейливыми улыбками.

Он смутился. И она смутилась, когда он, перестав отводить глаза, прямо взглянул на нее.

— Никак не пойму, чем здесь пахнет, — пробормотала Лиза.

Анри мог бы сказать, что пахнет опасностью для ее девичьей чести. Но не сказал. Терпеливо и основательно объяснил, что запахи идут от сгорающего в огне кустарника. Он даже предался воспоминаниям, исполненным для него истинной поэзии:

— Если бы мы были у нас, на юге Франции, я бросил бы в огонь ветки одного душистого кустарника. Ты не представляешь, какой чудесный от них запах!

— Ты южанин? Вот откуда у тебя такое произношение!

— А что, произношение самое что ни на есть отличное, — гордо ответил Анри и засмеялся.

Лиза стала вторить ему. Смеялась от души. Но едва ли понимала, что ее так развеселило. Снова она почувствовала некий жар, разлившийся по всему ее телу. А надо бы держать себя в руках. «Не то место, и не то время, и мужчина не тот, — внушала она себе. — Какого черта я гогочу, как глупая курица? Забыла, кто я и кто он? И какой у меня папаша?»

Может, и не забыла, но смех остановить не могла. Сидела посреди пустыни, в маленькой, темной пещере и хохотала, как последняя дурочка. Во до чего довело ее волнение! Неужели этот парень в самом деле вскружил ей голову?

А он рассказывал о своих родных местах. Лиза, перестав смеяться, притихнув, молча наблюдала и видела перед собой человека, сияющего от счастья.

Он вспоминал о своем доме, о родителях, повествовал о лошадях, о живописных закатах и о многом другом. Он говорил о своем детстве, а Лиза пыталась воссоздать в своем воображении обстановку, в которой он формировался как мужчина. С его лица исчезли строгость и жесткость линий, на его губах заиграла улыбка. Девушке хотелось разделить с ним его радость. Без этого она чувствовала себя одинокой и невольно ревновала Анри к его дому и его семье.

Зараженная его откровенностью, раскрылась и Лиза, поведала ему то, что не рассказала бы и лучшей подруге. Мать умерла, когда Лизе было всего три года, и отец определил ее в интернат. Во время каникул отправлял ее путешествовать — в Испанию, Францию, Италию или Швейцарию, тогда как ее тянуло назад, в Россию, к отцу, в ту маленькую квартирку, где они жили еще вместе с мамой.

Но не было мамы и маленькой квартирки, а были роскошные апартаменты, где ей, Лизе, не находилось места. Казалось бы, на что жаловаться? Она имела все, о чем многие могут только мечтать.

Вот только нет дома, в который хотелось бы возвращаться снова и снова. Принадлежащая ей комната в доме отца — совсем не то гнездышко, где можно укрыться, помечтать или поплакать о чем-то несбыточном. В душе Лизы накапливалась грусть одиночества, она чувствовала себя обделенной.

— Я мечтаю о простых человеческих радостях, о своем доме, семье, любимом муже, детях. Я хочу уюта и покоя, как любая другая женщина, — простодушно излагала она солдату свои чаяния.

И услыхала в ответ:

— Мои братья говорят, что нет ничего лучше скачки на лошадях…

— Вот как, твои братья это говорят? — перебила Лиза раздосадованно.

— Да, у меня их двое — Жак и Марсель.

Он глух к ее проблемам и мечтам. И ей остается только завидовать его счастью. Как часто она мечтала о том, чтобы у нее были брат или сестра, с которыми можно играть, ссориться, а потом мириться и, что самое главное, делиться своими тайнами.

— А я — единственный ребенок, — проговорила она глухо.

— О, как я хотел быть единственным ребенком в семье! — вырвалось у Анри.