Золотые цикады сбрасывают кожу - Анатолий Стрикунов Страница 8
Золотые цикады сбрасывают кожу - Анатолий Стрикунов читать онлайн бесплатно
Мне не хочется видеть этот город, но я живу в нем. Мне не хочется жить в нем, и тогда я стараюсь видеть происходящее так, чтобы все-таки можно было дышать. Так легче».
Декларация о взаимосвязи угла зрения и дыхания стала завершающим мазком литературной кисти.
Абрикосов поздравил себя с началом работы над темой, вымыл посуду и поставил гирю в шкаф.
Инстинкт подсказывал, быки, преследующие Сандру – шестерки. Они не угомонятся и не успокоятся. Будут продолжать девушку разыскивать. Из-за чего парни так вызверились на бывшую одноклассницу непонятно. Неясно и кто отдал команду «фас». Поэтому самое разумное уничтожить все следы, указывающие на присутствие ночной гостьи. Вплоть до запаха превосходных духов.
Юрий поднял жалюзи и распахнул окна видеосалона.
Утро. Свежее и солнечное.
Еще одна причина мешала Абрикосову испытывать благодушие в связи с окончанием дежурства – сон. Юрий серьезно отнесся к нему, зная по опыту, что верное истолкование дает ключ к пониманию будущих событий.
Перед визитом ночных гостей Абрикосов банально прикорнул на диванчике, стоящем возле конторки дежурного у служебного входа. Сидя. И увидел красивую чистую речку, бегущую по лугу. А в речке – тоненькую серебряную змейку. Вначале даже не сообразил что это змея. Попросту не заметил. Но ее выдала пластика. Змейка не только плыла по течению, но, словно нежась под пронизывающими воду солнечными лучами, свивалась в колечко. И опять развивалась. И от этой вполне невинной пластики отчего-то стало жутко. Затем речка стала исчезать, а серебряная ниточка вплелась в соломенное украшение и растворилась. Исчезла. А когда это произошло, Абрикосов увидел Смерть. Но не физическим зрением. Просто абсолютно ясно осознал присутствие Смерти.
И даже успел во сне поставить диагноз, сердечная недостаточность. Не было ни врача со стетоскопом, ни замершего на мониторе сигнала, просто похолодел от страха. А страх возник от невозможности дышать. А дышать стало невозможно из-за остановившегося сердца. И он проснулся. Проснулся от ледяного ужаса, сковавшего все тело.
А потом появилась Сандра. И быки.
Сижу и ничего не делаю, лежу и ничего не делаю. Стою и ничего не делаю. И за это платят нормальные деньги. Что за чудесная работа, удивитесь вы, и будете неправы. Отчасти. Почему отчасти? Это только со стороны кажется легко – сидеть и лежать. А если лежать четыре академических часа? И все на одном боку?
При всей кажущейся простоте работа натурщицы не сахар. Но меня устраивает. Во-первых, можно молчать. Сколько угодно. Во-вторых, можно молчать. И в-третьих, можно молчать. И ни о чем не думать. Или думать. Кому как нравится. Потом идти по улице, не спеша. Или спешить, если торопишься.
Сегодня эта работа кажется подарком судьбы, обнаженка делает Тебя недосягаемой для уродов. Впрочем, не только для них. Ты – никто. Ничто. И есть несколько часов, чтобы восстановиться. Жуткий вечер и бессонная ночь кого угодно доконают.
Ничто сидит на тумбе и размышляет. Звучит глупо, но дело обстоит именно так. «О чем размышляете?» – равнодушно из вежливости спросите вы, Татьяна Дмитриевна. Раньше, в школе мы вели дневники и читали их подружкам. Я – Тане.
Девичьи посиделки на кухне, настежь распахнутые голубые глаза Танюхи. Огромные. Одноклассница владела редким даром – сопереживать.
Сейчас Т.Д. скучает в Бельгии, а я – «девушка с кувшином». Сижу в полу-лотосе, рядом стоит медный кувшин. Чуть дальше расположился толстый дяденька-ветеран. Какой войны он не сообщает, но аппетит у коллеги отменный, ежедневно пожирает девять пятислойных бутербродов. Три с ветчиной, три с колбасой, три с икрой, о чем громогласно информирует присутствующих.
В этой группе мы работаем обнаженку. В двух других (позирую на трех курсах) у меня портрет и фигура. Кроме дяденьки ветерана в аудитории есть еще экстрасенс, хиппи и программист.
Подиум, на котором девушка с кувшином олицетворяет Восток, прямоугольный, он стоит на четырех полутораметровых фанерных кубах. Я соответственно возвышаюсь над студентами, бредущими по тернистой тропе искусства. И постепенно начинаю угорать от истеричного хохота. Разумеется, сохраняя невозмутимый вид.
В самом деле, смешно: сидит голая тетка, глядит на молоденьких мальчиков и девушек и размышляет о Л… В младших классах никогда не писали это слово полностью.
Нет, мысли о бурном романе, огнедышащих поцелуях и прочих атрибутах романтической драмы не посещают девушку с кувшином. Разве на миг, мелькнут рыбкой, выскочившей из воды, чтобы, коснувшись волос исчезнуть в ночном море.
В душе – холод, а в крови – огонь. Вот так.
Еще неделю назад я репетировала главную роль. Но в подземном переходе продавщица цветов с музыкальным именем Элина простодушно сообщила размер месячного заработка. Почувствовала себя аквалангистом на глубине, у которого барракуда внезапно вырвала дыхательную трубку. По закону Мэрфи (если неприятность может произойти, она произойдет) в этот момент директор театра дефилирует мимо. Рядом очередная секретарша, Мила. Кстати, действительно миленькая. У него хобби – менять секретарш. И ламбрекены в кабинете. Раз в квартал.
Увлеченно рассматриваю кактусы. Репетиция еще не окончена, формально могут обвинить в прогуле. Периферийным зрением фиксирую телодвижения руководства.
Выбрав 19 черных роз, официальный секс-символ театра (реально – женоненавистник) галантно подает их Миле. Девица приходит в восторг и на выбритой щеке Кима Михайловича появляется коралловый оттиск женских губок.
Продолжаю внимательно изучать длину кактусовых колючек, лелея надежду остаться незамеченной. Наивная.
– Почему вы не на рабочем месте?
– А на фиг такое рабочее место нормальной актрисе?
У Кима меняется форма черепа (выражение лица у него не меняется никогда):
– Как расценивать ваши слова?
– Реплика персонажа из «Красной книги».
Прощай театр.
Лгать себе занятие бессмысленное, причина разрыва с театром не в деньгах.
Звонок. Студенты оживились. Староста, рыжий мордоворот объявляет перерыв.
Так в чем причина? Макс? Роковой бой-френд?
Пришла пора расставить точки над «и»? Неслучайно Ты сидишь на этом чертовом фанерном параллелепипеде? Неокрашенном.
Бывают мгновения, когда вдруг ощущаешь не случайность, значимость происходящего. Это может быть взгляд или жест, или излишне небрежное прощание. Или пренебрежительный поклон. Ты недоуменно пытаешься сообразить, что стало основанием для подчеркнуто холодного невнимания, но только спустя годы приходит ответ. И ситуация предстает в совершенно ином свете.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments