Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро Страница 8

— Я не тебе, я, наверное, себе. Но ты все равно приходи к ней. Тебе будет полезно.

Мы дошли до ворот нашего поселка, и Даниил выразил надежду, что дальше я дойду сама.

— Безусловно. Можно было меня не провожать.

— В следующий раз и не пойду. Пока.

Наверное, надо было поблагодарить, но он мне так не понравился, что все вежливые слова вылетели из головы. Вот если бы он рассказал что-нибудь о своем брате, другое дело. Но мой спутник даже не обмолвился о Мите. Придется мне как-то самой удовлетворять свое любопытство. Я вдруг сообразила, что надо бы влезть домой через окно, чтобы никто не заметил моего позднего прихода. По-моему, я собиралась это сделать первый раз в жизни.

Девочка я была смирная, а главное, не спортивная. Да и не возникало необходимости пробираться тайком. К счастью, окно было приоткрыто. Несмотря на то что это грозило бессонной ночью из-за комаров, я обрадовалась. Уснуть все равно не удастся, пусть едят. Чем-то надо расплачиваться за удовольствие. Это была последняя здравая мысль длинного дня, следующее воспоминание — уже утреннее.

Я перелистала несколько страничек тетрадки, они содержали нелепые и наивные детские размышления, и дошла до дня, который я очень хорошо и сейчас помню.

15 августа. До конца лета осталось две недели, а до отъезда и того меньше. С одной стороны, и хорошо. Надоело до смерти, но в то же время — это конец моим приключениям.

Мне удалось всего несколько раз забежать к Руфе и то ненадолго, так как посвящать своих родственников в историю нового знакомства я не собиралась, а просто так, неизвестно куда, меня, естественно, не отпускали. Но сегодня повезло. Уехали все. Детей повезли к врачу на прививки, а В.С. укатила к подруге. Хотели и меня прихватить, но мне удалось убедить недоверчивых, но ответственных попечителей, что я буду заниматься. Для очистки совести я позанималась часик и понеслась на ту сторону. Запыхавшись, долетела до актерского поселка минут за десять и, только войдя на территорию, успокоилась, как будто добралась, наконец, до настоящего дома.

— Добрый день, — услышала я голос Иллариона Валентиновича. — Торопитесь?

— Нет… не очень. А что?

— Заходите. Хочу вас кое о чем попросить.

Мне было очень любопытно посетить его необычный, судя по Олькиным словам, дом, и в то же время я торопилась попасть к Руфе в надежде увидеть Митю. Хотя как раз в это время его, скорее всего, нет дома.

— Конечно. С удовольствием.

— Ну даже если и без удовольствия, все равно зайдите.

Наверное, все, что привлекало подружку в детстве, Ларик, как все здесь называли его, уже или выбросил, или попрятал. В комнате было чисто и голо. Только почему-то почти посредине помещения стоял пустой ящик из платяного шкафа, и очень громко работал приемник. Такой агрегат я никогда не видела. Я разочарованно оглядывалась по сторонам.

— Не нравится? — засмеялся хозяин. — Да, ни занавеса, ни костюмов театральных у меня нет. Собственно, у меня ничего нет.

— А ящик зачем стоит посредине?

— Чтобы не забывать.

Я удивленно подняла брови, но вопросы задавать не стала. Очень торопилась.

— Лера, не хочу вас задерживать. Вы в состоянии передать Руфине сверток, так чтобы никто не видел? Мне надо отлучиться на несколько дней, и я хочу, чтобы она сохранила эту вещь до моего приезда. Но остальных не обязательно посвящать. Я очень тороплюсь и не могу сделать это сам. Согласны?

— Конечно, — обрадовалась я столь скорому расставанию и простоте просьбы. — Я пойду? Можно?

— Да, спасибо.

Я почти вприпрыжку побежала к Руфе. Она дремала в своем кресле, было жалко и неудобно ее будить. Я наверняка не стала бы этого делать, но, к счастью, мне дали поручение, которое я просто обязана выполнить. Я тихонечко присела на ступеньки в ожидании пробуждения старушки. Никого больше не было. Наверное, Анна Николаевна пошла на базар, а мужчины в Москве. Вот с ними мне бы не было грустно, я бы не считала дни до отъезда — мечтала я о несбыточном.

— Чего ты ждешь? — проскрипели кресло и голос хозяйки одновременно.

— Вас. Я разбудила? Извините.

— Безусловно. Ты так громко вздыхаешь, что мертвый проснулся бы.

— Я принесла вам от Иллариона Валентиновича сверток с просьбой сохранить до его приезда. И никому не говорить.

— А что здесь? Ты знаешь?

Я отрицательно помотала головой.

— Неужели не заглянула? Я бы обязательно проковыряла дырочку.

— Нет, что вы! — возмутилась я.

— Ты первый раз была у Ларика? Он привел дом в порядок?

— Не знаю, я же впервые зашла. Но там очень чистенько и пустовато.

— Значит, убрал все, — задумчиво прошептала Руфа.

— Только какой-то пустой ящик стоит в центре комнаты. И радио орет, как ненормальное.

— Понятно. Ты девочка любознательная, буду тебе рассказывать. Может, когда-нибудь вспомнишь и напишешь или расскажешь кому-нибудь. Жалко, у нас в семье нет пока знаменитых имен и о нас не напишут. Мы так, невидимые труженики искусства. А историй много… Потерпишь?

— С удовольствием, — затрепетала я. Мне нравились рассказы старой актрисы. Я надеялась, что мы доберемся и до Митиной персоны, но понимала, что не скоро.

— Ты уже слышала, что мы с Лариком друзья с детства. Наши родители служили в одном театре, но мои были на второстепенных ролях, а его мать — примадонной. У нее вышел недолгий роман с офицером и в результате случился Ларик, который ей очень мешал. Бросить она его не могла, а заботиться тоже не особенно стремилась. В ее гримерке стоял огромный шкаф с костюмами. Она вытащила из нижнего ящика все побрякушки и укладывала, а потом и сажала туда своего малолетнего сына. Часто она забывала его покормить и вообще оставляла там на ночь, когда ее приглашали кавалеры пойти куда-нибудь после спектакля. В этой истории из провинциальной актерской жизни того времени нет ничего необычного. Но, конечно, все оставляет свои следы. Илларион вырос очень одиноким человеком. У него не было возможности научиться привязываться к кому-нибудь. Это, безусловно, повлияло на всю его жизнь. Он на войне был радистом, полгода просидел один где-то на Кавказском хребте. Другой бы с ума сошел, а он нет, привык к одиночеству.

— А почему вы не заглядываете в пакет? Вам не интересно?

— Но он не просил вскрывать. Слушай дальше. Когда мы встретились, я помогла ему освоиться в мирной жизни. Он же всегда с кем-то воевал. Знаешь, какая у него была первая просьба? Пойти в комиссионный магазин и купить самый дорогой и лучший радиоприемник. Деньги он привез. В отличие от других, пришедших с войны, которые тащили огромные тюки с картинами и другой негабаритной утварью, Ларик привез только альбом с марками. Но на эти бумажки можно прожить не одно десятилетие. А приемник он любит слушать больше, чем общаться с людьми. Привычка.