Не бойся быть моей - Кейт Хьюит Страница 8

Чего он пытался добиться? Доказать ей, что она что-то к нему чувствует? Но теперь он сам уверил жену в отсутствии каких-либо чувств и хотел, чтобы так и было, – все эти шесть месяцев усердно убеждая себя, что все кончено. Каких усилий ему стоило разыгрывать перед родными этот гнусный спектакль, убеждая их, что в его семейной жизни все прекрасно! Но он не мог поступить иначе – это делалось только ради матери, и, пожалуй, еще ради сохранения чувства собственного достоинства.

А может, он просто надеется вернуть Линдсей – как бы по-дурацки это ни выглядело? Потому что они любили друг друга и дали друг другу обет хранить эту любовь.

Антониос понимал, что пора прекратить эти бессмысленные метания в поисках ответа – который вряд ли придется ему по вкусу. Ведь то, что сказала Линдсей, объясняя свой уход, было просто смешно – да, он много работал и не всегда мог уделять ей внимание, но разве это причина для разрыва брака?

Сурово сжав губы, мужчина направился к своему месту.

Линдсей успела оправиться, застегнуть джинсы и сидела, отвернувшись к окну. Она не обратила внимания на возвращение своего спутника, будто тот был пустым местом.

– Прости, – тихо произнес Антониос. – Не нужно мне было этого делать.

Она молчала, и он воскликнул:

– Линдсей!..

– Оставь меня в покое, Антониос, – оборвала его она, и голос ее был печальным и надломленным. – Мне и так придется пережить непростые дни, притворяясь ради твоей семьи, что мы влюбленная пара.

Мужчина смотрел на жену, и ему отчаянно хотелось протянуть к ней руку и заправить выбившийся локон за ухо, провести пальцами по нежной щеке, утешить ее. Но он понимал, что Линдсей не нужно его утешение.

– Я собираюсь поспать, – сказала она и, не глядя на мужа, сняла обувь, взяла маску для глаз, откинула сиденье и укрылась одеялом. Надев маску, она окончательно отгородилась от Антониоса.

Лежа на откинутом сиденье с закрытыми глазами, Линдсей напрасно заставляла себя заснуть: ничего не вышло. Ее обуревали эмоции – сложная смесь гнева, сожаления, чувства вины и боли. Тело все еще ощущало прикосновение рук Антониоса.

«Забудь обо всем, – повторяла она себе. – Просто нужно пережить эту неделю».

Но при мысли об этом ее охватывал ужас: как она сможет это сделать? Даже когда она полагала, что они с мужем любят друг друга, жить в Греции было просто невыносимо. А теперь, когда он разозлен на нее и презирает, а она так безнадежно расстроена, у нее точно ничего не выйдет.

Линдсей сдернула маску, приготовившись к нелегкому разговору, но перехватила взгляд мужа, направленный на нее – в нем было столько нежности, отчаяния и неприкрытого желания, – и не смогла ничего сказать. Слезы защипали глаза, и ей захотелось броситься к нему.

– Антониос…

Лицо его тут же напряглось, все чувства, столь явно читаемые на нем, исчезли, губы сжались в полоску.

– Да? – отозвался он.

– Я… – Линдсей задумалась, что сказать.

«Не смотри на меня так, будто ненавидишь»? Но сейчас в его взгляде читалось совсем другое – казалось, он до сих пор ее любит. Но это не так, Антониос же даже не знает ее – ее настоящую. И она его не любит. Не может его любить.

– Ничего, – прошептала девушка.

– Поспи немного, – произнес муж, отворачиваясь от нее. – Завтра будет долгий день.

Они прилетели в Афины в одиннадцать утра. Небо было пронзительно-голубым, воздух – сухим и теплым. Погода так отличалась от сырой и холодной осени к северу от Нью-Йорка! Линдсей одолели печальные воспоминания: в первый раз, когда они прилетели в Грецию, их в аэропорту ждал лимузин с розами. Всю дорогу до виллы, располагающейся в горах в центре страны, Антониос обнимал ее и целовал, и она была очарована этой непрекращающейся сказкой.

Лишь когда машина свернула на изгибающуюся подъездную аллею, окаймленную деревьями, и затормозила перед величественной виллой, окруженной другими хозяйственными постройками, Линдсей поняла, что это не имеет ничего общего с ее мечтами, в которых они с Антониосом жили в милом, укрытом от посторонних взглядов домике. В имении, кроме него самого, проживали его мать и брат, Леонидас, две незамужние сестры, целая армия слуг – Вилла Маракайос не была милым домиком с крышей из красной черепицы и деревянными крашеными ставнями, как наивно представляла себе она. Это был целый комплекс, город, индустриальное поселение. И когда Линдсей вышла из лимузина, яркий солнечный свет не оставил шансов ее надеждам на укромный уголок – взоры всех жителей этого комплекса устремились на нее.

И она вспомнила свой давний кошмар.

Перед виллой стояли все: родные, друзья, персонал, работающий на предприятии, и прислуга. Все они смотрели на нее, некоторые перешептывались и даже показывали на нее пальцем – у Линдсей захватило дух. Муж, поддерживая за локоть, подвел ее ближе, и на нее нахлынула волна паники, грудь словно сдавило обручем – она не испытывала ничего подобного уже давно, с самого детства. Но сейчас самые страшные воспоминания нахлынули на Линдсей, окутывая ее ужасом. Мать тогда тоже подталкивала ее в комнату, где сидели ее коллеги-ученые, и говорила: «Ну же, Линдсей, прочитай нам что-нибудь».

Иногда ей удавалось вспомнить какие-то строки из стихотворения, которое мать заставляла учить, а иногда память подводила – и тогда, недовольно сжав губы, мать выпроваживала ее из комнаты. Однажды она точно так же выпроводила дочь из своей жизни, сказав: «Я разочарована в тебе». Тогда, стоя в ослепительном солнечном свете и ощущая на себе взгляды всех присутствующих, Линдсей вдруг вспомнила это все, испугалась – и упала в обморок.

Пришла в себя она уже в доме, лежа на диване, на лбу ее лежал влажный платок, а рядом улыбалась женщина с белыми волосами и добрым взглядом.

– Это все солнце, – произнесла она, прижимая платок ко лбу девушки. – Здесь, в горах, оно просто беспощадно.

– Да, – прошептала Линдсей. – Солнце.

И сейчас, пройдя таможню и получив багаж, она села на место пассажира в массивном внедорожнике и подумала: «Интересно, Антониос помнит, что произошло?» Тогда он поверил матери, приписав обморок беспощадному горному солнцу, а Линдсей была слишком перепугана, чтобы рассказать, что было на самом деле.

А сейчас ей предстоит вновь предстать перед всей семьей мужа – уже через три часа.

Они выехали из Афин, прорвавшись сквозь утренние пробки, и устремились на север по автомагистрали к Амфиссе – ближайшему городу к вилле Антониоса.

– Антониос, – хрипло произнесла она, и муж скосил на нее глаза, не отрываясь от дороги.

– В чем дело?

Главное – дышать ровно.

– Может быть… можно приехать на виллу тихо, без излишней суеты? Я имею в виду, чтобы никто не ждал нас…

Линдсей заставляла себя повторять мерные вздохи, пока сердце не перестало биться так быстро.