По ту сторону зеркала - Татьяна Осипцова Страница 8

— И еще как! Половину под офисы отдали. Системы кондиционирования, сигнализации, отопительное оборудование… Знать бы еще, кто все это может себе позволить?

— Да-да! Как все изменилось, и буквально на наших глазах! Когда я начинала работать, библиотека была очагом культуры. Люди в очередь записывались, чтобы прочитать интересную книгу, спрашивали классику, русскую и зарубежную. Генрих Манн, Ремарк, Джек Лондон были зачитаны до дыр. А теперь?.. Телевидение заменило все. Да еще этот Интернет… Зато посмотри, что мне в коллекторе подобрали: «Кровавая свадьба», «Продажные твари», «Смерть в прямом эфире», «Волкодав», «Зона»… Кошмар! Мне, прочитавшей все в этой библиотеке, глядя на обложки, и открывать эти книги не хочется! А переводная литература? То же самое: секс и насилие! Вот ты, Наденька, что ты читаешь?

— Улицкую, Устинову, Маринину, Дашкову, Нестерову, Акунина. Из зарубежных — Дена Брауна, Евгенидис мне понравился….

— Я думала, бабушка привила тебе вкус к хорошей литературе, — поджала губы Анна Федоровна. — Дашкова такие страсти пишет! Про Брауна и говорить нечего — описывать кровавые убийства в таких подробностях…

Возникла небольшая пауза и Надя решилась спросить о том, за чем пришла.

— Анна Федоровна, вы помните мою сестру?

Пожилая женщина вздрогнула, поставила чашку на стол и некоторое время пристально рассматривала ее, потом подняла глаза и вздохнула:

— Я видела ее, вернее вас вместе, буквально пару раз, после смерти твоей матери. С Любочкой мы когда-то общались на литературные темы. Она ведь много времени проводила в библиотеке, пока не уехала в Новосибирск и не поступила в университет. Ее мужа я видела только однажды, на похоронах. А потом, не знаю уж, что случилось, но ты осталась у бабушки одна. Софья Аркадьевна сказала, что отец увез твою сестру навсегда, и просила не говорить тебе о ней, и не упоминать об отце. Она всех предупредила. Ее так уважали, что не посмели ослушаться, все делали вид, что ты всегда была ее единственной внучкой.

— А вы не знаете кого-нибудь, кто был знаком с моим отцом?

— Нет, деточка, они ведь жили в Новосибирске. Пока вы не родились, приезжали иногда. Софье Аркадьевне зять очень нравился, она гордилась, что он ученый. А потом, когда твоя мама погибла… Может, Софья Аркадьевна считала его виноватым? Поговаривали, что Любочка умышленно шагнула под колеса… Он уехал, куда — Софья Аркадьевна не говорила. Наверное, они решили поделить вас, чтобы не быть одинокими…

— Только о нас никто не подумал, — пробормотала Надя.

— Что? — не расслышала Анна Федоровна.

— Они уехали в Ленинград. Я хочу их найти.

— Прошло столько лет!.. — всплеснула руками заведующая. — Хотя, бывают такие трогательные истории. Ты смотришь передачу «Найди меня»? Я каждый раз плачу, когда показывают людей, нашедших друг друга спустя многие годы. Вот буквально месяц назад: девушка во время войны полюбила солдата. Потом он попал в плен, и после остался на немецкой территории…. Они встретились через шестьдесят лет…

Надя не слишком тактично прервала:

— Я смотрела эту передачу. Извините, Анна Федоровна, я пойду.

— Наденька, ты приходи, я всегда на месте. Я так любила и уважала Софью Аркадьевну… Может, я загляну к тебе как-нибудь? Наверное, тебе очень тяжело без бабушки?

— Да, конечно, заходите, Анна Федоровна. До свидания.

Дни тянулись скучно и одиноко. Надежда ходила на работу, давала частные уроки, а потом возвращалась в пустую квартиру. Было непривычно и тяжело проводить вечера в полном одиночестве. Она скучала без бабушки, к тому же ее тяготило чувство вины: бог знает, зачем старушка полезла на табуретку открывать окно — может, ей стало дурно после Надиных обвинений? Может, останься она дома, ничего бы не произошло?

Чтобы отвлечься от горьких мыслей, Надя взялась было за уборку, собрала все бабушкины лекарства, стала перебирать ее вещи, думая, что оставить на память. За этим занятием ее застала Антонина Гавриловна и настрого приказала ничего не трогать до сорока дней.

— Нельзя, пока душа на небо не отлетела, вещи покойной выбрасывать. Потом все приведешь в порядок. Конечно, многое тебе не понадобится, вон хлама-то сколько! А ты женщина молодая, теперь, когда за бабушкой ухаживать не надо, может, и замуж выйдешь.

Отремонтируешь свою квартирку, мебель поменяешь… На девушку без жилищных проблем охотники найдутся!

Наверняка бесхитростная соседка хотела подбодрить Надю, но ее слова вызвали только раздражение:

— Нет уж, охотники за жильем мне не нужны!

— Чего кипятишься? Ты и сама по себе девушка приятная и образованная, но ведь действительно, если бы не старенькая бабушка, давно уж замуж вышла, и детки, может, были…

— Не нужны мне никакие женихи и никакие дети! Лучше бы бабушка была жива! — Надя заплакала.

— Тяжко тебе без нее? — погладила по плечу Антонина Гавриловна. — А ты в церковь-то ходила? Сходи, поставь свечечку, помолись за упокой души. И тебе спокойнее станет, и бабушке там легче.

Надя редко бывала в церкви, да и молиться не умела, однако послушалась совета.

В небольшом храме было почти безлюдно. Одна старушка молилась у иконы Пресвятой Богородицы, часто крестясь. Две женщины в темных платках деловито сновали, поправляя свечи, протирая стекла на иконах. Надя встала перед распятым на кресте Спасителем, поставила свечку, неумело перекрестилась.

«Прости меня, Господи! — зашептала она. — Я виновата в смерти бабушки. Если бы она не разнервничалась тогда, если бы я не убежала, а побыла с ней… Прости меня, Господи!»

— Чтобы снять тяжесть с души, надобно исповедаться.

Надя вздрогнула от неожиданности. Рядом с ней стоял священник, благообразный старичок лет семидесяти.

— Православная? — ласково спросил он.

— Да. Но я никогда не исповедовалась.

Она огляделась вокруг, ища какую-нибудь кабинку с решеткой, как в кино показывают. Потом вспомнила, что это у католиков. Как же исповедуются в наших церквях? Она не знала.

— Пойдем, дочь моя.

Священнослужитель отошел в сторонку. В углу было мало икон, и свет из окон не достигал туда.

— Наверное, у причастия давно не бывала, ну да Бог простит, — сказал священник и, пробормотав что-то и перекрестившись, предложил:

— Рассказывай, что на душе у тебя, дочь моя.

«Прямо так и рассказывать, или перекреститься сначала надо?» — пронеслось в голове у Нади, но перекреститься она постеснялась.

— Я думаю… что виновата в смерти своей бабушки… — тихо начала она и взглянула на попа.

Его лицо осталось бесстрастным.

— Мы с бабушкой жили вдвоем, ей было семьдесят девять лет. В последние годы она болела, была слаба и уже не выходила на улицу.