Возьми меня, моя любовь - Грация Верасани Страница 8

— Хочешь сказать, мы никогда не станем друзьями?

Какая, к черту, дружба может быть между двумя, которые норовят выйти вон, стоит им оказаться в одной комнате.

— Почему с Агатой не…

— Не знаю.

— А как она к этому отнеслась?

— Может, закроем тему?

— Представляешь, каково носить в кармане лотерейный билет и выбросить его, прежде чем узнать, что выиграл.

Врунья, ты рада до чертиков, что с Агатой все кончено!

— Я поступаю так же, как все.

Фыркаю, приподнимаясь.

— Я пошла.

— Хочешь переночевать здесь?

Притворяюсь, что не поняла.

— Боишься, что она слишком увлечена тобой, а ей всего двадцать?

Встаю с ним вместе.

— Священник из меня никудышный.

— Тогда отключи телефон и береги воспоминания.

Эмилио трет лоб, прислонившись к постеру «PIL».

— Не только секс объединяет людей.

— Дерьмо. Люди делают это лучше, делают хуже, но делают!

— Габри…

— Не перебивай. Когда мужчина и женщина занимаются любовью, они делятся самым важным. А вы, по твоим словам, этого не делали. Вот в чем проблема.

Он кивает, пытливо глядя на меня, потом открывает дверь:

— Да, вот в чем проблема.

— Спасибо за ужин.

Сажусь в машину.

Студеный ветер конца апреля задувает в спину сквозь щели кузова «Пежо». Спасибо джинсам, мне не нужно искать убежище от холода. Небо затянуто тучами, и намеки на скорый дождь заставляют включить дворники. Их скрип по стеклу очень неприятен. Я выключаю их и вижу: капли так усеяли окна машины, что в моем воображении создают своеобразный ореол, почти орнамент.

Обдумываю впервые, что чувствовал Хеавен из «Психоделических мехов» — на видео, где он пел, широко разведя руки и прыгая под дождем, — и вспоминаю, что целую вечность не включала радио. Тут же включаю приемник, потому что мне нравится ездить под музыку.

Радиостанция «Главный город» транслирует Шарлотту Сомтаймз Куре: «Она все плакала и плакала о девочке, что много лет назад уж умерла…» Может быть, Эмилио слушал когда-то этот отрывок на дискотеке «Маскотте» — империя зла на рубеже восьмидесятых — черная одежда, темным карандашом подведены глаза, как у Роберта Смита, шатался в ожидании у площадки с Култом и Рамоном…

Эмилио. Эмилио хочет отделаться от Болоньи. Здесь слишком много воспоминаний, так он сказал. Почему в Индии их не будет? Воспоминания тебя преследуют, черт побери, ты не можешь избавиться от них. Они идут по улице с тобой, становятся частью тебя, будто поджелудочная железа и печенка. Ты нигде не найдешь спокойствия, которого ищешь!

Паркую «Пежо» перед домом, но выходить не хочется. Открываю форточку. С закрытыми глазами дышу холодным воздухом несостоявшегося ненастья и закуриваю «Мерит».

Помимо воли мысленно возвращаюсь по гравию старого дворика в день, когда я споткнулась и рассадила колено, сбегая вниз, или тогда, когда расшибла нос, потому что толстый ребенок сбил меня с ног, подстрелив из духового ружья.

Возвращаюсь к катанию на роликовых коньках: я носилась на них по тротуарам квартала, представляя, будто я в русском городе и зовут меня Маша или Наташа; к первому разу, когда в школьном туалете мальчик стянул с меня трусики; к первому грушевому сидру на дискотеке «Мага Магелла», к «Дэвиду Копперфильду» по телевизору. Возвращаюсь к первому рожку мороженого в киоске. К первому брезгливому поцелую с языком во время зимних каникул в средней школе и к тому странному, незнакомому возбуждению во время «Бен Гура» утром в кинотеатре «Астория», когда мы толкались локтями с прыщавым мальчиком, который цеплял меня в темноте зала.

Его звали Патрицио. Было так легко разъезжать на велосипедах бок о бок или гулять рука об руку, дрожа, словно лист на ветру. Так же просто, как скрываться в темноте подвала, обнимаясь и целуясь взасос, упиваться взаимностью со склоненными друг к другу головами…

Да. Тогда все было проще.