Страсть и скандал - Элизабет Эссекс Страница 8

Они забыли об осторожности. То, что он назвал английскими церемониями, было отброшено прочь. Они целовались, зная, что надежно укрыты от посторонних глаз и что хотят соединиться, что давно изголодались по этому обжигающему соединению тел и неизбежному наслаждению. Действительно, ее ладони сжимали его сильные запястья, чтобы прижать к себе, держать так близко, чтобы забыться наконец в греховном, опасном наслаждении. В обещании его страсти.

Шершавая кожа, лишенная бороды, но с намеком на пробивающуюся щетину оцарапала ее, когда он запрокинул ей голову, чтобы целовать изгиб шеи. Она чувствовала, как его зубы скользят вниз по коже, чтобы дразняще покусывать ямку в основании шеи.

— Да, бог мой! Кэт, моя Кэт!

Ее глаза были закрыты. Она кивнула, соглашаясь, в ожидании блаженства, которое разливалось под кожей, как мед. Она не слышала ничего. Ее оглушало биение собственного пульса и хриплое дыхание, вырывающееся из его груди. Ее собственное дыхание сбилось — она задыхалась. Она его хотела. Только бы чувствовать на своем теле прикосновение его губ и рук — прочее не имело значения.

— Дай мне прикоснуться к тебе, — слышала она его хриплый шепот. — Позволь взять тебя.

Пальцы уже развязывали шнуровку ее серого платья, и она чуть не лишилась сознания — в душе расцветало предчувствие сладости, которая успокоит ее страдания.

— Танвир, — прошептала она.

— Да, моя принцесса, да. Я тебя нашел. Ты снова моя.

Она открыла глаза, чтобы взглянуть в его лицо, чтобы увидеть обещание в его потемневших зеленых глазах. Но он не был Танвиром Сингхом. Не был ее возлюбленным. Перед ней был англичанин по имени Томас. Человек, который отдавал ей свое тело, но отказывал в доверии.

И она не его принцесса, потому что он больше не ее Танвир. Даже будь он им, все, что Танвиру Сингху, очевидно, было от нее когда-либо нужно, Катриона как раз в эту минуту столь опрометчиво предлагала ему сама.

От этой мысли кровь застыла в ее жилах.

Уперевшись локтями ему в грудь, она выпрямила спину.

— Боже! Что я делаю? Ведь я вас не знаю.

Разжав объятия, он тихо и грустно рассмеялся, хотя грудь его все еще вздымалась, словно ему только что пришлось бежать. И глаза его, эти смеющиеся, дразнящие глаза, рассматривали ее в упор из-под упавшей на лоб черной пряди волос. Ни дать ни взять шакал, выслеживающий зайца.

— Вы меня не знаете? Тогда позвольте вас просветить, каур. Я тот мужчина, которого вы когда-то поимели грубо и безжалостно, как последняя шлюха.

Катриона вздрогнула. Ей следовало предполагать, что она услышит обвинение, тяжелое, как удар кулака. Ей следовало быть к этому готовой. Стоило отдавать себе отчет — как ни нежны были его поцелуи, его мнение на ее счет было хуже некуда.

Ладно. Если он не простил ее ошибок, тогда и она не простит ему обмана.

— Не называйте меня так. Я вам не принцесса и никогда ею не была. Это вы меня бросили. Бросили там умирать. Или вы забыли? — Она толкнула его в грудь. — Убирайтесь. И не прикасайтесь ко мне.

На сей раз он отпрянул, словно она всерьез его ударила. Глядя на его стиснутые зубы, она поняла — ее справедливое обвинение ударило точно в цель.

— Возможно, — сказал он, овладев собой, — мне следовало просто позволить тому ублюдку, кем бы он ни был, влепить вам пулю промеж глаз. Какая тогда была бы разница, чьи руки к тебе прикасаются? Ведь ты была бы уже мертва. — Он наклонился к ней, впиваясь в нее взглядом зеленых глаз, в которых полыхал огонь. — Но будь я проклят, если позволю этому случиться, раз уж я проделал этот путь, чтобы найти тебя. Так что, черт подери, в твоих интересах снова ко мне привыкнуть, принцесса.

«Тому ублюдку, кем бы он ни был»?

Так он не знает, кто хотел ее убить?

Ей следовало почувствовать облегчение, но давящее ощущение в груди — словно ее загнали в клетку — порождало скорее панический страх, нежели облегчение. А от пристального и жаркого взгляда всего в нескольких дюймах от ее лица хотелось заплакать — столько в нем было недоверия и злости.

Неужели он не понимает — он, кто видел все на свете! Как они докатились до такого — пришли к суровому осуждению, которое столь опасно граничит с ненавистью? Как чувство, столь сладостное и чудесное, могло вывернуться наизнанку, обернувшись низостью и подлостью? Но она не станет плакать. Не станет. Она достаточно пролила по нему слез, и что толку?

— Оставьте меня.

— Сэр? — Со стороны лужайки под сень их темного укрытия проник взволнованный крик. — Мистер Джеллико? Вы меня слышите? Лорд Джеффри послал меня сказать, что все спокойно.

Томас Джеллико как будто и не собирался выдавать их местонахождение, полагая и дальше удерживать ее силой со всеми чертовыми последствиями. Но наконец поднялся и раздвинул густые ветви, придерживая их за собой и протягивая ей руку, чтобы помочь встать на ноги.

Но она ни за что не дотронется до него снова! Вздернув плечо, Катриона обошла его кругом, не обращая внимания на то, что иглы царапают ее лицо и одежду.

Пусть задирает нос, если хочет, — он схватил ее за локоть и с силой сжал.

— Спасибо, — сказал он Майклу, сыну привратника, который в ответ постучал себя по лбу костяшками пальцев. — Поймали негодяя?

— Кто-нибудь ранен? — взволнованно перебила Катриона. — Как дети?

— Нет, мисс. Все целы. Кажется, нам повезло выбраться из этой передряги.

— Слава богу. — Вот теперь ей действительно стало немного легче. Измученные легкие сумели втянуть немного воздуха.

— А стрелок? — повторил свой вопрос Томас Джеллико.

— Нет, — ответил Майкл. — Но, сэр, если угодно, мой отец нашел свежие следы с южной стороны, на дороге, что ведет к «Грошовому Хэндли». А его светлость отправил его с всадниками, чтобы пошли по следу и нашли этого убийцу.

Томас Джеллико кивнул и внимательно оглядел линию деревьев за стеной поместья. В этот миг перед ней снова был осторожный пенджабец, хитрый и несравненный вождь Танвир Сингх, которому пришло в голову скрыться за маской английского джентльмена. Но он заговорил, и это был голос брата лорда Джеффри, сына графа Сандерсона, повелительный и не допускающий возражений.

— Молодец. Где сейчас лорд Джеффри и граф?

Должно быть, она была слепа, если ни разу не заметила: это умение отдавать приказы — врожденное для аристократа. Должно быть, потеряла рассудок от страсти, если проглядела очевидное в человеке, который был ей столь близок. Слишком близок.

И она снова попыталась вырвать локоть из цепкого захвата его ладони.

Но он привлек ее к себе.

— В оружейной, сэр, — говорил тем временем Майкл. — Лорд Джеффри сказал, чтобы я привел и вас туда, если наша мисс Кейтс не ранена.

«Наша мисс Кейтс»! Она принадлежит этому дому. Эта мысль согрела и придала ей сил. Она даже смогла выговорить: