Ты – моё проклятие - Лина Манило Страница 8

Сжимаю пальцами её щёки до белых следов на коже и накрываю губы болезненным поцелуем. Маша сжимает крепко зубы, мычит, бьёт ладонями в грудь, норовит попасть ногой по самому ценному, да только бесполезно.

Насильник ли я? Нет. Но мне столько лет снились её губы, мерещился в толпе её запах, что просто не могу сдержаться.

Но это не поцелуй – это клеймо. Тавро, которым мечу её рот, сминая губы в острой ласке.

– Ненавижу! – выплёвывает, когда я отстраняюсь, демонстративно вытирает губы и рвётся из моего захвата.

Алкоголь всё-таки сказывается, и Бабочке удаётся выпорхнуть. Я жду новой атаки, но Маша выбегает из комнаты, ругаясь во всё горло.

Бабочка хочет сбежать. Только кто ж ей позволит?

Несётся вниз по лестнице, я за ней, и всё-таки нагоняю её на последней ступеньке. Маша цепляется руками за перила, брыкается, отталкивает меня ногами, но я обхватываю её за талию, прижимая к себе.

– Я же говорил, что ты никуда отсюда не уйдёшь, – напоминаю и, снова поддавшись порыву, накрываю её грудь ладонью. На Маше свитер, а под ним бельё, но меня обжигает, будто в огонь руку засунул.

– Сумасшедший, – хрипит, а я почти оскальзываюсь, но устоять получается. – Я полицию вызову. Тебя посадят!

Маша не сдаётся, и при разнице наших габаритов это даже забавно. Она всегда была смелой – этого я не смог забыть.

– Напугала, – преодолеваю последнюю ступеньку, не выпуская Машу из объятий, а она впивается мне в руку ногтями, рвёт кожу до крови.

Если бы я только умел чувствовать боль, может быть, и подействовало.

– Не дёргайся, а то случайно что-нибудь сломаю.

Но Бабочка не была бы собой, если бы успокоилась. Она, будто бы разгневанная волчица, готова рвать меня когтями и зубами до последней капли крови.

Когда оказываемся в просторном холле, я бросаю Машу на кожаный диван, потому что сейчас чётко понимаю лишь одно: если ещё продолжу касаться её, случится беда. Все предохранители нафиг вылетят.

– Отпусти меня! – шипит, убирая волосы с лица, а в зелёных глазах чистейшая ярость.

Я присаживаюсь в кресло напротив неё, а Маша обнимает колени руками, щурится, бледная и злая.

– И не подумаю. Ты будешь в этом доме столько, сколько я захочу.

– А иначе? Убьёшь меня? Ты маньяк, Клим!

Криво усмехаюсь, откидываясь на спинку кресла, и сжимаю пальцем переносицу. Во мне кипит злость, и я всеми силами пытаюсь её задушить, не дать ей выхода.

– Где моя сумка? Там мой телефон, я должна позвонить!

Маша не пытается снова мне что-нибудь отбить, но уверен: так просто она не сдастся. Что ж, тем интереснее.

– Отцу звонить собралась? Или в прокуратуру.

– Не твоё дело.

– Не нужно тебе отцу звонить. Вот совсем не нужно.

Я знаю, что он не ответит. Ему просто нечего сказать Бабочке. Но она упорна.

– Клим, отдай сумку.

– Ищи, я не мешаю, – растягиваю губы в улыбке и слежу, как Маша мечется в поисках своих вещей.

А когда находит, шарит в сумке трясущимися руками.

– Нашла? Звони отцу. И еще, куда ты там звонить хотела? Туда тоже.

Но Маша сверкает на меня глазами, полными застывших слёз и злости.

– Телефон разбитый, – говорит тихо, нажимая кнопки на подёрнутом многочисленными трещинами экране, но бесполезно.

– Наверное, наступил на сумку в темноте, – пожимаю плечами, а в голове пульсирует боль, отдаваясь в затылке. – Бывает.

– Подонок, – выдыхает, а сумка падает на пол, и звук этот эхом в большой комнате. – Что ты сейчас хочешь от меня? Восемь лет прошло, я забыла тебя. Забыла, слышишь?

– Правильно, – киваю, поднимаясь на ноги. – Но не нарушай цепочку причин и следствий. Сначала предала, а потом забыла. Вот так будет правильно.

Маша открывает и закрывает рот, а я стремительно выхожу из комнаты, не оглядываясь.

– Я не предавала тебя! Клим!

Я выжил после её предательства. Но её ложь убьёт меня, наверное.