Солнечные пятна - Тори Ру Страница 8

Наверное, я самый счастливый человек на земле: даже не представляю, сколько сейчас времени. По ощущениям — около десяти утра, но солнышко припекает как сумасшедшее. Рукава черной олимпийки задраны выше локтей, от усталости, бессонной ночи и жары за роем серых мушек перед глазами маячит обморок.

На деревянных лавочках, затерянных в лабиринтах стриженых кустов, на территории Третьей наркологии собирается народ — шуршат пакетами посетители, докладывают о своем житье-бытье бледные постояльцы.

Стираю ладонью пот со лба, откидываю голову на спинку скамейки и смотрю в огромное безоблачное небо, а оно гипнотизирует меня до тех пор, пока от синевы на глазах не выступают слезы.

Хочется летать. Да я почти летаю.

Не знаю, как назвать то, что происходило несколько часов назад, но это было круто — грозившая быть самой страшной в жизни ночь внезапно стала самой счастливой.

Мы смеялись и носились по городу, украшая его стены рисунками черепов, сердечек и цветов, пацификами, радугами и знаками анархии. Наверное, в исторической части утро началось с нешуточного переполоха — на административных зданиях, жилых домах, гаражах и заборах сияли разноцветные надписи: «Punk is not dead», «Peace and love», «Да будет анархия!». Воскрешаю в памяти раннее утро…

— Видели бы люди, чем сейчас занимается звезда! — комментирую я. Че, прикрыв лицо клетчатой тканью, неподалеку малюет очередной шедевр.

— Я не звезда, а «ведущий развлекательных программ молодежной редакции ГТРК «Волжские ебеня»», — смеется он. — И если бы пошел после школы подрабатывать дворником, зарабатывал бы гораздо больше! Конечно, как-то раз я воспользовался положением и пообщался с кумиром. Я с двенадцати лет фанател по его музыке. А он оказался мудаком!

Че заштриховывает желтой краской идеально ровный круг на синей кирпичной кладке, бросает пустой баллончик в урну, достает из рюкзака еще один и оставляет на стене под рисунком черную надпись.

В кармане его джинсов заходится воплем рингтон, Че вынимает телефон и, выругавшись, отвечает на звонок. Я мнусь рядом, пыльными красными кедами распугиваю суетливых муравьев, изо всех сил напрягаю слух. Искаженный динамиком женский голос произносит:

— Артем! Папа тебя простил и велит возвращаться. Немедленно.

Утренний город шумом, гамом и светом обрушивается прямо на мою голову — вокруг резко включается реальность с горьким привкусом прерванного сна.

С досадой смотрю на Че — может, и он мне всего лишь приснился?

Че собирает баллончики, вешает рюкзак на плечо и озадаченно разглядывает меня, будто тоже увидел впервые.

— Ты сможешь добраться до дома? — тихо спрашивает он.

«Конечно же нет. У меня нет ключей и денег, как и сил идти пешком до своего района».

С улыбкой пожимаю плечами:

— Без проблем!

— Спасибо тебе! — говорит он совершенно искренне и уходит.

Я молча гляжу на его спину, на рюкзак с цепями и нашивками — хочется сорваться и побежать следом, чтобы очутиться в сказке, где живет Че. Непростой и грустной, но все равно сказке.

А потом я перевожу взгляд на кирпичную стену и вижу под изображением желтой пылающей звезды черную надпись: «Пусть всегда будет Солнце».

* * *

Жарит вовсю, я стараюсь не закрывать глаза, хотя на периферии зрения уже мелькают смутные тени снов. Наконец стеклянная дверь «Стола справок» тихонько открывается — осторожно ступая, к лавочкам выдвигается моя мать. Я вскакиваю и машу ей рукой, она подлетает ко мне, воровато оглядывается, сбрасывает с плеч ситцевый халат в цветочек и оказывается в том же наряде, что и вчера.

— Все, Танюх, отчаливаем! — Она трясет пакетом. — Остальное Катерина мне дома доделает. А ты чего это здесь?

— Валька твой снова чертей гонял, — пробурчала я. Мать клянется сегодня же выставить его из дома.

Даже трамвай раскалился докрасна. Расстегнув олимпийку до лифчика, в полусне еду домой. Рядом трезвая мама строит планы на ближайшие недели, в окне хмурый мужик в оранжевом жилете приставляет к кирпичной стене здания администрации стремянку. Он окунает в ведро кисть и медленно замазывает белым наши утренние художества.

Под гул и грохот я летаю в невесомости и снова, словно наяву, вижу перед собой яркие глаза Че.