Мое имя – Лектон - Анна Кафа Страница 8

Жак направился в отель Hilton. Девушка с портрета не выходила у него из головы, и он понимал, что хочет увидеть ее не только для того, чтобы отдать вещи, ему нужно было что-то еще, но что именно – он сам не до конца осознавал. Возможно, она напомнила его жену, которая погибла вместе с дочерью в аварии. Или, может, дочь? Он сам не понимал, в ней было что-то близкое, но как только ему казалось, что вот-вот, что он почти понял, в чем дело, как то, что он понял, вдруг исчезало, и мысль таяла у него на глазах. Жак был человек необыкновенный, его необыкновенность начиналась не с мыслей о том, может ли он переступить через кровь, а с внешности: черная с проседью борода и усы, небольшие глубокие глаза, всегда смотрящие как будто сквозь предмет, и круглые профессорские очки, делали его похожим на сошедшего со страниц учебника истории призрака какого-то ученого или литератора. Несмотря на свои шестьдесят лет, он всегда обращал на себя внимание людей, его часто приглашали в качестве интересного собеседника и в некоторой степени философа на творческие встречи и презентации. Жак не любил ни то, ни другое, он вообще считал, что там, где есть больше двух человек, творчество невозможно, а любое скопление народа прямо пропорционально отсутствию таланта. Он считал, что этот мир уже миновал стадию творчества и единственное, что осталось от него – это пошлая копия, под названием «креатив». Жак старался избегать всего, что было связано с этим многоголовым драконом в овечьей шкуре, и зачастую сторонился модных тусовок и «творческих» встреч. Он не любил «развлекаться», так как ему никогда не было скучно… И, вообще, он понял для себя странную вещь, что развлечение всегда там, где пустота, а он был слишком полон… Тем не менее, время от времени он «выходил в свет», в большинстве своем, чтобы пожать руку старому знакомому, улыбнуться, сфотографироваться и со стаканом бренди удалиться в темный угол, посидеть в тишине или послушать рассказ какого-нибудь спутника. Но в массе своей, все это навевало на него грусть…

Жака знали как талантливого художника, тонкого критика и человека странных взглядов. Он не умел лгать, и поэтому его любили немногие, но даже те, кто не испытывал к нему симпатии, уважали в нем профессионала и боялись его суждений.

С тех пор, как он лишился семьи, вся его жизнь резко поменяла курс. Его уже не интересовали мелочи, его лодка далеко отчалила от быта, и всю свою энергию он направил на поиск смысла и творчество. Жак встал на религиозный путь, и вот уже более десяти лет пытался познать Бога и нести свой крест. Нет, он был не из тех, про которых говорят «он увлекся религией». Слово «увлекся» вообще неприменимо к Жаку, как и к любому глубокому человеку, «увлечься» могут только люди с пустотами, а он больше не оставил в себе дыр. Жак не находился в иллюзии, его вера была настоящей, как краска на рукаве его пиджака… И… сложной… Он всегда стоял на узкой кромке, и знал, что его тонкий критический ум и страстная натура очень мешают движению к Богу… Но в то же время он чувствовал, что без веры и смысла он не сможет прожить ни секунды. И он верил, зная, что это безумие – единственная здравая вещь во всем мире. В последнее время ему часто приходила мысль о монастыре, и он, на удивление себе, стал думать о Соловецких островах. Эта мысль была безрассудна, но именно все безумное теперь имело для него смысл. Он считал, что в желание нужно верить, а чтобы в него верить, оно должно быть сложно достижимым.

На следующий день после встречи с Кей, он собирался в турфирму по поводу поездки на Соловки, но его планы были расстроены. Увидеть девушку еще раз было для него важно. Он достал из кармана телефон и сделал звонок, предупредив менеджера туристической компании о переносе встречи.

Швейцар открыл дверь в Hilton, и Жак направился к стойке ресепшн. Белокурая девушка в рубашке с золотистым бейджем наклеила на себя приветливую улыбку. Губы Жака ответили тем же. Он достал из кармана электронный ключ и спросил, можно ли позвонить в номер, указанный на нем.

Девушка внимательно посмотрела карточку и, пожав плечами, сняла телефонную трубку. Она перешла с французского на английский, и спросила у Жака: