Тяжесть венца - Симона Вилар Страница 8

– Sicut erat in principio et nunc et semper et in saecula saeculorum. Amen! [7]

Она вздрогнула, когда позади нее раздались торопливые шаги, звон шпор и на плиты легла огромная тень.

Перекрестившись в последний раз, она встала и оглянулась.

Ричард стоял на фоне пламенеющего заката, и Анна видела лишь силуэт. Это он – одного взгляда на эти плечи, одно из которых выше другого, было достаточно.

– Вы никуда отсюда не поедете, миледи Анна!

Анна неторопливо направилась в его сторону, лишь на миг задержавшись у кропильницы, опустив пальцы в чашу со святой водой и осенив себя крестным знамением.

– Повторяю: вы никуда не поедете, миледи!

Голос звучал излишне громко, даже гневно. Они оказались в притворе храма, вокруг по-прежнему не было ни единой души.

Анна щурилась от света, глядя на Ричарда. Он был в костюме для верховой езды, и от него исходили запахи пота, дорожной пыли, седельной кожи. Она на миг испытала отвращение, но не показала этого, надменно откинув голову и напомнив этим Ричарду ту давнюю девочку из аббатства Киркхейм.

– Это приказ, ваша светлость?

Он долго не отвечал, разглядывая ее, но на фоне алеющего закатного неба Анна не могла разглядеть выражения его лица. Когда же Ричард, прихрамывая, прошел в глубь придела и опустился на каменную скамью перед надгробиями первых настоятельниц монастыря, он словно растворился в сумраке и исчез.

– Да, это приказ, – отвечал он, но голос его уже звучал миролюбиво. И не успела Анна что-либо возразить, как герцог продолжил: – В Англии чума, Анна, и не дело женщине с ребенком теперь отправляться в дорогу. Вы не проделаете и двух миль, как наткнетесь на первый же чумной камень [8].

– Чума? – переспросила Анна и растерянно перекрестилась. – Но я не слышала ни о чем подобном!

И тогда Ричард сообщил, что по его приказу охранники гонят из долины чужаков, и Анна вынуждена была ему поверить, поскольку сама заметила, что уже давно в монастырь не обращались нищие и странники с просьбами о приюте, и монастырская богадельня пустовала.

– Так вот как вы оберегаете Анну Майсгрейв!

– Да, миледи. Ваша жизнь драгоценна для меня.

Глаза ее вновь привыкли к мраку, и она увидела, что Ричард неотрывно смотрит на нее.

– Через пару дней я отправлюсь на юг, в Лондон. Король созывает парламент. Я уже сообщил ему, что вы живы и вновь стали Анной Невиль. В палате лордов король будет решать вопрос о вашем наследстве.

Сердце Анны учащенно забилось. Она поняла, что это известие значит куда больше, нежели чумные барьеры. Именно оно преграждает ей путь в Нейуорт. Она не была более вдовой барона Майсгрейва, а вновь становилась наследницей Делателя Королей. Теперь она не вольна поступать, как ей заблагорассудится.

Анна почувствовала слабость в ногах. Медленно сделав несколько шагов, она опустилась на другом конце скамьи.

– Как вы посмели?.. Я не давала вам на это права.

Ричард негромко рассмеялся.

– Разве suppressio veri [9]не равносильно suggestio falsi? [10]Я и без того слишком долго обманывал своего венценосного брата. К тому же, миледи Анна, о своих планах я вам поведал еще полгода назад, когда холмы Литтондейла были покрыты снегом, и с тех пор вы ни словом не обмолвились против.

На это Анне нечего было возразить. Она молчала, тем самым соглашаясь с решением Ричарда. И теперь не было дороги назад.

Ричард заговорил. О, он умел убеждать, и Анна, как всегда, уступала под давлением стройной цепи его доводов. Да, безусловно, Ричард не имеет права скрывать и далее, что дочь и наследница графа Уорвика жива. Она сама дала ему понять, что согласна помочь разделаться с Джорджем Кларенсом. Это ее долг – отомстить за отца и сестру. Долг! Именно этому понятию ее свободолюбивая душа столь долго противилась. Но тогда противовесом зову долга была любовь, и у нее было достаточно сил, чтобы бороться за свое счастье. Теперь все это в прошлом, но долг, как затянувшаяся рана седого воина, не дает о себе забыть. У нее остались обязательства перед отцом, больше того – она сама решила восстановить прежнее положение вещей ради Кэтрин. Значит, Ричард Глостер прав. Она кивнула, выражая свое согласие с ним, и, когда герцог взял ее руку в свои, не отняла ее. Голос Ричарда звучал как орган:

– Я заинтересован в этом не менее вас. Я не скрывал этого с самого начала, и, клянусь всеми святыми, вам не в чем упрекнуть меня. Мы с вами союзники. Вам необходимо воспрянуть, расправить крылья, подняться, леди Анна Невиль, ибо тот, кто встает на ноги, потерпев поражение, становится вдвое сильнее. А вам еще понадобится сила. У вас есть Кэтрин, и ради нее стоит жить, Анна. Вспомните, что говорит Блаженный Августин, который так вам по душе: большой радости всегда предшествует еще большая скорбь. Время скорби скоро кончится, и вы сможете вновь радоваться жизни. И я помогу вам в этом.

– Я ничего не знаю, – тихо проговорила Анна.

Ее голос был покорным, в нем звучала беспомощность. Герцог, казалось, излучал теплоту и дружелюбие, и Анна готова была уступить. Она слабо улыбнулась Ричарду, когда тот умолк, и даже пошла проводить его, когда он сообщил, что без промедления отбывает.

Солнце уже село. Небо словно подернулось серым шелком, а гряды лесистых холмов вокруг погрузились в сумрак. От реки веяло сыростью.

Анна шла рядом с Ричардом. Они спустились к зарослям ольхи, где герцог привязал своего белого скакуна. Почуяв приближение хозяина, конь поднял голову и радостно заржал. Ричард ласково похлопал его по крутой шее, и красавец-скакун, звеня сбруей, ткнулся губами в его плечо.

– У вас замечательный конь, – сказала Анна, разглядывая великолепное животное.

Ричард улыбнулся в ответ.

– Я и забыл, что вы всегда слыли лучшей наездницей Англии.

Он кошачьим движением вскочил в седло. Верхом на скакуне герцог казался ловким и изящным, его увечье становилось незаметным.

Неожиданно Анна подхватила лошадь под уздцы.

– Повремените, Ричард! Вы говорили, что намерены выступить в парламенте в качестве истца от моего имени. Но не вызовет ли у лордов Королевского совета недоумение, почему именно вы стали моим представителем? Разве король не пожелает сам распорядиться судьбой и наследством Анны Невиль?

Бросив поводья на шею коня, Ричард неторопливо накинул капюшон оплечья.

– Я восхищаюсь вашей проницательностью, миледи. Но, клянусь всеблагим небом, мне было бы легче не отвечать на ваш вопрос. И все же не пугайтесь того, что я сейчас скажу.