Знак Нефертити - Вера Колочкова Страница 8

А может, надо бы ему все рассказать? Так, мол, и так, сынок, приключилось со мной горе такое…

Вздохнула, и встал в горле слезный комок. Представилось на секунду Антошкино лицо… А какое оно было бы, сыновнее лицо? Виновато-испуганное? Испуганное — за нее или за самого себя? Вон, как он издевательски глубокомысленно пробурчал — с тобой же невозможно, мам…

Нет. Правильно, что ничего ему не сказала. Слов бы не нашла. Для самой себя-то пока ни слов не находится, ни мыслей определенных… Прячутся мысли, жмутся испуганно, скрываются за спасительным — потом, потом… Две недели впереди, можно досыта с самой собой и наговориться, и надуматься. А пока… Вон, пока обыденными делами заняться нужно. Посуду помыть…

Встала к мойке, автоматически натянула на руки резиновые перчатки. Открутила краны, подставила тарелку под напор воды и… Дернулось что-то внутри, подкатило к горлу безысходностью. Господи, да при чем здесь полная мойка грязной посуды… Да провались оно все куда-нибудь вместе с грязной посудой, с бытовой привычной обыденностью! И с этим сыновним обидным «С тобой же невозможно, мам…»

И поплыло горячо перед глазами, и вырвалось из груди тяжким всхлипом — за что? За то, что она ему… Что для него же… Все и всегда, что могла…

Стянула перчатки, подошла к окну, сплела руки по-бабьи под грудью, горестно сжала плечи. Ну почему, почему не получилось с детьми душевных отношений, почему — все только для них, в одну сторону… И Лерка, вон, из дому ушла. И ладно бы хорошо ушла, а то ведь так, в бессмысленное гражданское проживание. Что оно ей даст, это проживание? А главное — с кем… С полным ничтожеством… И где она этого Геру откопала, интересно? Ни профессии, ни квартиры своей. А самое главное — себя за художника подает, богема голозадая. Чего бы ни делать, лишь бы не работать. Это же надо было еще постараться, чтоб себе мужика найти с таким именем — Герасим! Чего от него можно вообще ждать, какой нормальной жизни? Разве можно с таким Герасимом гнездо семейное свить? Да с таким выпрыгнешь за борт, как бедная Муму, и не заметишь…

И Антон туда же. Как у него сейчас выскочило — я бы ушел… Вот тебе, мать, на этом и вся благодарность. Ты, мать, уже и слова своего не имеешь. Не ори, мать, а то уйду.

Нет, интересно, а какая мать никогда не орет на ребенка? Та и не орет, которой все равно. Та, которая птицей в ночных ожиданиях с ветки на ветку не скачет и на сыновнюю учебу не откладывает копеечку к копеечке…

Да, что-то заложено природой в родительское старании — обидно безысходное. Строишь ему с самого рождения мостик в будущее, выкладываешься по полной программе, а повзрослевший ребенок потом — раз! — и сожжет этот мосток за ненадобностью. И вот уже — пропасть в отношениях, которую перешагнуть невозможно, как ни старайся.

Нет, разве она им плохой матерью была? С рождения — все для них, что только возможно, что мало-мальски доступно… Одежда — не дай бог, чтобы не хуже, чем у других. Кружки, спортивные секции — пожалуйста. Лишний раз в парикмахерскую, помнится, не забежишь, везешь через весь город то Лерку на танцы, то Антошку на каратэ… Каждое лето — поездка к морю…

Ну да, она была с ними строга. Все капризы-непослушания с раннего детства на корню пресекала. Бывало, смотришь в магазине, как чей-нибудь малец криком кричит, с матери игрушку требует, и хвалишь себя за эту строгость — нет, мол, у меня не такие… У меня по струночке ходят, у меня воспитанные. Мои на людях и пикнуть не смеют. И не на людях тоже…

Да и не рассчитывала она на вечное их послушание, она ж не идиотка какая-нибудь! Ей бы и понимания хватило… Чтобы мосток не сжигали. Хотя бы из чувства благодарности.

Вот тебе, мать, и благодарность. Зря старалась. Отец, значит, добрый и благородный, а ты… Тоже, нашел благородного! Каким он был-то, ваш отец, видели бы!

Да если вспомнить… Никто был ваш отец, и звать никак. Одно достоинство, что фигура внушительная. Так иногда бывает — вроде посмотришь на человека и взглядом поначалу за одну фигуру цепляешься. Можно сказать, даже любуешься на него — рослый, широкоплечий, черты лица правильные, значительные. А заговоришь, а поглубже копнешь — и никаких следов интеллекта не обнаружишь…

Вот и она, тогда еще пятикурсница финансового института, никаких следов интеллекта в новом знакомом не обнаружила. Хотя ухаживал Витя старательно — в кино приглашал, в кафе, цветы дарил. Как говорят — с серьезными намерениями ухаживал. И пройтись рядом с ним было ужасно приятно — фигуру-то никуда не денешь, немаловажный это фактор, можно сказать, искусительный. Вот и подумалось — а что, собственно, почему бы и нет? Все равно когда-то замуж выходить надо, тем более возраст подоспел… И диплом впереди светит, и прописка студенческая через год закончится. А у Вити — однушка на окраине города. Правда, с ним еще мама живет… Да это ничего, она на совместное с мамой проживание и не претендует, и вообще она не из тех — не из щучек-лимитчиц. Она основательно свою семью будет строить, от мамы отдельную. А прописать жену к мужу все равно должны — надо же будет после института на работу устраиваться…

Тем более у Вити в природном загашнике, кроме фигуры, еще немаловажные для семейной жизни достоинства имелись — мягкость характера и доброта. Лепи из него, что хочешь. Или строгай из полена, как папа Карло — там добавим, тут лишнее уберем… И вообще, интеллект в семейной жизни — дело наживное. Можно для начала, например, Витю в институте приличном выучить — на заочном отделении. Днем пусть на своем заводе слесарит, а вечером — за парту. А еще, как выяснилось, на Витином заводе можно в кооператив вступить и лучше сразу претендовать на трехкомнатную…

Нет, а кто сказал, что хорошие браки только на страстной взаимной любви держатся? Да совсем наоборот — на любви и не держатся! После любви, бывает, такая ненависть остается, как похмелье после запоя… Вот хороший расчет на партнера — это вещь для брака существенная. Тем более если партнер тебе в рот смотрит и сам под нож папы Карло с удовольствием подставляется.

В общем, все тогда по ее запланированному сценарию семейного счастья и получилось. Расписались, свадьбу сыграли. А какой из Вити жених получился, в приличном-то костюмчике, — это ж пальчики оближешь, что за жених! И фактура проявилась, которую не сразу можно разглядеть под клетчатой линялой ковбойкой да плохо стриженной густой шевелюрой. Когда увидела его на свадьбе — даже загордилась самолюбиво — глядите, какой у меня муж, завидуйте…

С Витиной мамой тоже отношения быстро наладились. Нет, не душевно-интимные, конечно, — еще чего. Так, скорее, снисходительно-уважительные. Ну, позудит свекровь иногда над ухом, ляпнет чего-нибудь заковыристое… Так на то она и свекровь, простите, чтобы марку держать. Ей по штату ляпать положено. А ее, невесткино дело, слушать и улыбаться вежливо — спасибо, мол, что подсказали… Ага, без вашего совета никак бы не обошлись…

Поначалу они с Витей дешевую комнатку в коммуналке снимали — надо было на первый кооперативный взнос накопить. Во всем себе отказывали, даже в кино редко бегали — благо, к съемной комнатушке еще и допотопный телевизор прилагался. В общем, жили святой целью, блюли накопительную дисциплину — каждую копеечку прямиком в копилочку. Витя учился в заочном строительном, по выходным еще и подрабатывать успевал. И на заводе часто оставался на сверхурочные. Аккурат и успели к Леркиному рождению в новую квартиру въехать и даже немного мебелью пообжиться. Через пять лет Антон родился, семейный корабль дальше поплыл… Машину купили, потом о даче подумывать начали… Нормальная семья, спокойная, дисциплинированная, вполне с капитанского мостика управляемая…