Лола и любовь со вкусом вишни - Стефани Перкинс Страница 8

Он сидит на своем окне. В буквальном смысле. Попа на подоконнике, а ноги – невероятно длинные и тощие – болтаются вдоль стены дома, притом что до земли два этажа. Ладони его спокойно лежат на коленях, словно подглядывать за ничего не подозревающей соседкой – самое обычное дело в мире.

Я смотрю на парня, беспомощная и ошарашенная, и он разражается хохотом. Его тело трясется, он запрокидывает голову и хлопает в ладоши.

Крикет Белл смеется надо мной. И хлопает.

– Я тебя звал. – Он пытается сделать серьезное лицо, но губы все шире расползаются в улыбке. Я почти могу пересчитать его зубы. – Звал сотню раз, но музыка орала так громко, что пришлось подождать. Ты неплохо танцуешь.

Унижение захлестывает меня с такой силой, что я не могу найти достойный ответ.

– Извини. – Крикет делает видимое усилие, чтобы убрать с лица улыбку, но она никуда не исчезает. – Я только хотел сказать «привет».

Едва уловимым движением он запрыгивает обратно в комнату. В его движениях, в том, с какой легкостью он приземляется на ноги, чувствуется знакомая непринужденная грация. Меня захлестывает приступ болезненной стыдливости. А затем парень потягивается и ошеломляет меня еще больше.

– Крикет, а ты… высокий.

Это самая глупая вещь, какую я только могла ему сказать.

Крикет Белл всегда был выше большинства парней, но за последние два года он прибавил полфута ^[10]. По меньшей мере. Его худощавое тело – костлявое и неуклюжее, хотя и обладающее определенной грацией – весьма заметно изменилось. Но говорить человеку, что он высокий, все равно что указывать, что на улице дождь. То и другое очевидно, и это очень раздражает.

– Это все волосы, – невозмутимо заявляет Крикет. – Причуды гравитации.

Его темные волосы действительно высокие. Они как бы свободно свисают… но только вверх, а не вниз. Не знаю, как это возможно при отсутствии серьезного количества мусса или геля, но даже в детстве волосы Крикета стояли дыбом. Это придавало ему вид безумного ученого, что, в общем-то, недалеко от истины. Волосы – одна из тех вещей, которые мне всегда в нем нравились.

До тех пор, пока Крикет не разонравился мне целиком.

Он ждет моего ответа и, не дождавшись, откашливается.

– Ты тоже выросла. Ну конечно. Я имею в виду, прошло немало времени… Ты совершенно точно… подросла.

Мы обмениваемся любезностями. Мой мозг пытается совместить образ нынешнего Крикета и Крикета из прошлого. Он здорово изменился, и все же он остался самим собой. Тем самым парнем, в которого я втюрилась в девятом классе. Мои чувства зародились еще в детстве, но тот год – год, когда Крикету исполнилось шестнадцать, – изменил все.

Я считаю, во всем виноваты его брюки.

Крикет Белл всегда был… классным. Он был симпатичным и умным, да и старше меня, так что вполне естественно, что у меня возникли к нему чувства. Но окончательно все встало на свои места в тот день, когда я обнаружила, что Крикет начал интересоваться своей внешностью. Не в плане самолюбования. Скорее что-то вроде «а может, мешковатые шорты и безразмерные кроссовки не самая привлекательная одежда для такого парня, как я?».

И Крикет начал носить брюки.

Классные брюки. Не хипстерские брюки, или школьные брюки, или что-то вроде того – просто брюки, говорящие о том, что парень знает в них толк. Хорошо сидящие по фигуре. Прямые, в неброскую полоску, подчеркивающие высокий рост. Да и костюмы с необычными пиджаками и винтажными рубашками смотрелись на нем клево.

Когда большинство парней из моей параллели едва ли были в состоянии вспомнить, застегнута ли у них ширинка – а те, кто реально заботился о своем внешнем виде, являлись скрытыми гомосексуалистами, – существовал Он. Вероятно дружелюбный, вероятно привлекательный, необыкновенно достойно одетый молодой человек, который – так уж случилось – жил в соседнем со мной доме.

Конечно же я в него влюбилась.

Конечно, все закончилось ужасно.

И вот Крикет здесь, и его предпочтения в одежде почти не изменились. Хотя на самом деле немного модернизировались. Рубашка и брюки по-прежнему сидят точно по фигуре, однако теперь Крикет дополнил их аксессуарами. На одном запястье у него часы на широком черном кожаном ремешке, а на другом – множество кожаных и каучуковых браслетов. Крикет Белл выглядит очень хорошо. Даже лучше, чем раньше.

Странно это осознавать, но еще удивительней другое.

Я больше в него не влюблена.

При виде Крикета я ощущаю лишь… пустоту.

– Как поживаешь?

Я улыбаюсь теплой, непринужденной улыбкой. Надеюсь, она говорит: «Я уже не та, что прежде. Ты меня больше не волнуешь, и я о тебе совершенно не думаю».

– Хорошо. Правда, очень хорошо. Поступил в Беркли, так что все мои вещи уже там. Ну, ты поняла… В Беркли. Вот зашел, чтобы помочь родителям распаковаться. – Крикет указывает назад, словно коробки стоят прямо там. Он, как всегда, жестикулирует.

– Беркли? – хмурюсь я. – Как в Беркли?

Парень смотрит вниз, на дорожку между нашими домами.

– Я… выпустился раньше. Домашнее обучение, понимаешь? Каллиопа тоже на домашнем, но она решила отложить поступление в колледж на несколько лет, чтобы сконцентрироваться на карьере.