Мщение или любовь - Шэрон Кендрик Страница 8

* * *

Роми начала страдать от жары. И украдкой смахнула тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот.

— Может быть, нам лучше сесть? — предложил он.

Она повернулась, неожиданно осознав, что он тут, совсем близко, и ощутив его запах, проникший в ноздри, как сладчайшие духи.

— П-почему?

— Потому что здесь жарко… да и чувство напряженности… — И очень сильное, подумал он, наблюдая, как у нее на виске быстро-быстро пульсирует крошечная жилка. — Замкнутое пространство и все такое. По-моему, в подобной ситуации полагается экономить кислород и энергию, как вы считаете? Мне не хотелось бы, чтобы вы упали здесь в обморок.

Роми усмехнулась.

— Разве я похожа на женщину, которая может упасть в обморок?

Он прищурился.

— Вы похожи на хрупкую женщину, если хотите знать. Вы очень бледны, и потом, эта тени под глазами — будто вы последнее время мало спите.

— Лучше бы я не спрашивала! — пошутила она, однако опустилась на пол, как предлагал он, и подчеркнуто задержала взгляд на оставшемся рядом с ней месте на полу.

— Но если все, что вы говорите, правда, то вам, наверное, следует присоединиться ко мне?

Как только Доминик увидел ее стройные ноги, которые она вытянула перед собой, он понял, что совершил ошибку. Большую ошибку. Доминик попробовал усилием воли прогнать желание, но к этому моменту оно настолько созрело, что избавиться от него стало просто невозможно. Она была права: ему действительно следовало присоединиться к ней. Если продолжать стоять, это ничуть не облегчит его положения. Сейчас ему открывается весьма соблазнительный вид, позволявший представить, как выглядели бы ее груди, будь они обнажены. При каждом ее движении тонкая голубая материя тенниски тоже двигалась, так что время от времени перед глазами Доминика мелькала полоска молочно-белой кожи чуть выше роскошных выпуклостей ее грудей. Поколебавшись, он с трудом уместил свою длинноногую фигуру в тесном пространстве. И обнаружил, что сидеть рядом с ней — единственно правильное решение чтобы не глазеть на нее больше, чем было необходимо.

— Вам страшно? — спросил он ее, чтобы завязать разговор и отвлечь себя от наблюдения за ее грудями, которые быстро поднимались и опускались в такт ее учащенному дыханию, хотя она всеми силами старалась держаться так, словно его близость не вызывала у нее никаких эмоций.

— Даже не знаю. — Она попыталась выиграть время, потому что соврать оказалось трудно, а на самом деле ей было очень страшно. Но Роми больше пугала неудержимость, с какой ее тело реагировало на совершенно незнакомого ей мужчину, чем тот факт, что она застряла в лифте. Она чувствовала, как горит ее кожа и как упорно встают торчком соски под тонкой кружевной тканью лифчика.

— А вам? — спросила она более напряженно, чем намеревалась. — Вам страшно?

Он ее почти не слышал. Все его мысли были поглощены видом ее кожи, покрывшейся бусинками пота. Его буквально гипнотизировали мелкие капельки, выступившие на белой, словно лепесток магнолии, полоске кожи пониже шеи.

— Что вы сказали? — рассеянно переспросил он.

— Вам самому — страшно?

Оказалось, что теперь его гипнотизировали ее глаза. Огромные, колдовские глаза — такого же густого и темного цвета, как самый дорогой шоколад. Не в силах удержаться, он наклонился вперед и смахнул несуществующую пылинку у нее с носа. И тут же увидел, что ее начала сотрясать сильная дрожь, как если бы девушка была не в состоянии справиться с собой. Его захлестнуло ощущение неизбежности, почти первобытное по своей силе… Воздух потрескивал от электричества; молчание громом отдавалось у них в ушах.

— Нет, — твердо сказал он. — Страх — последнее, что мною владеет сейчас.

— Н-не надо! — Она с трудом выговорила это слово, хотя он больше не прикасался к ней. Зато теперь его серые глаза смотрели в ее глаза, и взгляд его горел серебристым огнем, который поверг ее в трепет.

— Не надо — чего? — спросил он таким нейтральным тоном, что вопрос показался совершенно безобидным. — Не любоваться вашей изысканной красотой — когда не делать этого было бы преступлением? Или не целовать вас — когда мы оба знаем, что именно этого вы хотите сейчас больше всего на свете? Он понизил голос до хрипловатого шепота, подействовавшего на нее, словно возбуждающая ласка. — Мы оба этого хотим, — закончил он.

— Вы… вы что? — выдохнула Роми, не веря своим ушам. — Вы не можете вот так просто говорить такие вещи!

— Ну, а я думаю, что могу, — возразил он с высокомерной уверенностью, от которой ее сердце снова бешено застучало.

А потом погас свет. Она инстинктивно бросилась к нему, а он инстинктивно крепко прижал ее к груди. Когда же инстинкт уступил место разуму и Роми попыталась отодвинутая от него, он отказался отпустить ее и прижался губами к душистому шелку ее волос, который неодолимо притягивал его к себе.

— Мои молитвы только что были услышаны, — тихо прошептал он.

«Мои тоже», — виновато подумала Роми.

— Ничего, — успокаивающе пробормотал он, ощущая быстрый и громкий стук ее сердца — близко-близко, у своей груди. — Скоро нас начнут искать. И обязательно найдут.

Но вся беда была в том, что она не хотела, чтобы их нашли. Она обрела свой собственный кусочек рая на земле, такой же нереальный и непонятный, как сами небеса, впрочем, ничто в этот момент не могло бы заставить Роми отказаться от ощущений, которые она испытывала в его объятиях.

— Так о чем же мы говорили, когда погас свет? — шепотом спросил он.

Впоследствии Роми пыталась найти объяснение тому, что случилось. Она повторяла себе, что это был ее первый близкий контакт с опытным мужчиной, которому удалось соблазнить ее очень точно рассчитанным сочетанием желания и сдержанности. Она также пыталась убедить себя, что с ее стороны это было любопытство. И предсвадебная нервозность. Она, Роми, никогда не целовала никакого другого мужчину, кроме своего жениха, и какой, думала она, может быть вред от одного поцелуя? Одно краткое мгновение безумия — перед тем, как возложить на себя пожизненное обязательство, которым является брак, вполне естественно. В странном, отгороженном мирке застрявшего лифта события приобрели оттенок нереальности. В теплой темноте было проще простого уступить стихийному желанию, не испытывая никакого стыда.

— Об этом, — прошептала она в ответ и подставила ему лицо.

Ее рот пах зубной пастой, а от кожи и волос исходил слабый аромат умытых дождем лугов. Доминику ее вкус и запах показались необыкновенно чистыми и свежими. Все равно что неторопливое мытье под душем в конце рабочего дня, проведенного в пыльном городе. Или освежающий глоток воды после долгой, томительной жажды. О Господи, мысленно возразил он себе, уж не из-за воздержания ли так живо работает твоя фантазия? Не из-за того ли, что у тебя больше года не было женщины? Но тут он ощутил, как под его губами раскрываются ее губы, и непреодолимая волна желания исторгла у него короткий, мучительный стон, заставив его с еще большей страстью впиться в ее рот.