Муза художника - Паула Вин Смит Страница 79

Суббота, 25 августа.

Говорят, в хорошо содержащемся доме назначение каждой комнаты диктует ее атмосферу и цветовую гамму. Спальня девочки, например, должна быть в светлых и нежных тонах. Ее следует отделать розовым, если девочка белокурая и светленькая, и бледно-голубым — если брюнетка. Таким же образом кабинет отца семейства, важного человека, должен надлежащим образом создавать настроение торжественности, глубокого раздумья и серьезности. Во время своего сегодняшнего визита в дом советника Алстеда я убедилась, что он принимает все эти условности близко к сердцу. Благодаря высоким витражным окнам в личном кабинете советника царит полутьма. Мебель массивная и тяжелая. В дни, когда в доме нет посетителей, семья Алстед иногда пьет чай за столом в этой комнате, и именно тут, объясняет мне советник, показывая свой кабинет, он хотел бы, чтобы Виктор Риис однажды написал его портрет.

— Я так понимаю, вы здесь по делу, фру Риис, — обратился ко мне советник Алстед с намеком на улыбку, словно мы одни могли понять тонкий юмор сложившейся немыслимой ситуации. — Если это так, то тем более хорошо, что вы пришли одна. Нрав художника… — он сделал паузу, в продолжение которой разглядывал пейзаж в рамке, похожий на итальянский: мраморные колонны на просторных холмах, — похоже, не позволяет ему опускаться до уровня денег и бизнеса. Я заметил эту особенность в вашем муже.

— Добывать средства к существованию — это необходимость, — мягко проговорила я, стараясь смотреть на него прямо.

— Я был бы счастлив и в будущем иметь возможность поддерживать вашего мужа в его творчестве.

Советник снова сделал паузу.

— Виктор — необыкновенный человек, — продолжил он. — Возможно, это один из самых значительных художников, которые творят в Дании в настоящее время. Может статься, что обязательства перед собственной семьей сделают для меня невозможными какие-либо вложения по прошествии этого года. У меня две дочери, о приданом которых нужно позаботиться; после рождения нашего сына моя жена ни единого дня за много лет не чувствовала себя хорошо; и, откровенно говоря, я уже сейчас вижу, что его интересы, по крайней мере пока юность не останется в далеком прошлом, сулят уйму дальнейших проблем и расходов. И все же как человек, любящий свою страну, я намерен делать все, что в моих силах, для поддержки Виктора Рииса и его творчества. Я слышал, у художника слабое здоровье. Это правда?

— Виктор отдает все свои силы живописи, — ответила я. — Иногда он себя выматывает. Только и всего.

— Фру Риис, как вы думаете, какую помощь он бы принял? Возможно, пособие на следующий год? Или же любая поддержка должна иметь прямое отношение к творениям его кисти?

У меня не было никаких сомнений на этот счет. Я чувствовала, как растет моя надежда на осуществление задуманных планов. Но чтобы эта встреча прошла успешно, я должна была проявлять осторожность.

— Моему мужу необходимо чувствовать уверенность в том, что его картины нужны, — сказала я. — Договоренность, обязывающая Виктора написать определенное количество полотен, гарантированно позволит миру увидеть его новые работы. Возможно, будет лучше, скажу я вам по секрету, не предлагать ему другие варианты. Виктор воспримет это как благотворительность. А он гордый человек.

Советник кивнул и поднялся из-за стола.

— Когда я буду оговаривать с вашим мужем условия оказания поддержки в предстоящем году, какое количество картин вы бы посоветовали мне указать? — спросил он.

— Пожалуй, три, — ответила я с колотящимся сердцем.

Я знала: сначала Виктор скажет, что это невозможно, но у него не будет иного выхода, кроме как согласиться. Ведь это единственный способ компенсировать наши домашние расходы и издержки, связанные с созданием картин. А для меня это единственная надежда осуществить мой план так, как я мечтала об этом столь длительное время.

Собравшись уходить, я посчитала нужным добавить:

— Возможно, вам предстоит увидеть больше пустых комнат.

Советник уже успел перевести взгляд с меня на бумаги, лежавшие у него на столе, возвращаясь к незаконченному делу, которым занимался, когда ему доложили о моем визите. Но теперь он снова поднял глаза.

— Ах! Да.

Он смотрел на меня, как и прежде, со сдержанным почтением, но теперь в его взгляде было больше доброты, и я поняла: всякий раз, когда советник меня видит, я представляюсь ему стоящей в центре картины. Мое дыхание стало ровным, и я с гордостью могу сказать, что была достаточно сильной, чтобы с видимым спокойствием перенести тот мучительный прилив эмоций, который хлынул на меня после его следующих слов:

— Вероятно, вы имеете в виду, фру Риис, что в ближайшем будущем собираетесь посвятить себя исполнению обязанностей более возвышенного свойства. Я понимаю. Есть искусство, а есть чья-то жизнь, о которой нужно заботиться. Как бы то ни было, в пустых комнатах, на мой взгляд, ощущается жизненный дух отсутствующей в них фигуры. Не сомневаюсь, они будут радовать глаз зрителя так же сильно, как и прежние картины.

Откланиваясь, я испытывала огромную признательность к этому благодетелю. Могу только надеяться, что доверие, которое он оказал нам с Виктором, оправдается. Мое чувство предвкушения и торжества было омрачено лишь встречей с широкогрудым юношей в морской форме, вылезавшим из фамильного экипажа в тот момент, когда я вышла со двора на улицу. Я не была уверена, узнал ли он во мне спутницу Сусси Гутенберг, видевшую их вместе в Тиволи. В любом случае он не выказал никаких признаков смущения и смотрел на меня чересчур высокомерно.

— Муза художника, оказывается, также и муза мецената!

По его грубому и презрительному тону было ясно, что именно он думает о женщинах, которые позируют художникам, вообще и обо мне в частности. Уверена, он не ожидал никакой серьезной реакции на свое замечание. Некоторые женщины в подобной ситуации, возможно, рассмеялись бы, другие — покраснели. Что бы сделала Сусси? Но я, стоя на пороге совершенно новой жизни, всего в одном мужественном шаге от долгожданной мечты, ответила на его инсинуации без тени флирта или смущения.

— Ваш отец — джентльмен, — сказала я, — и если бы вы жили по его принципам, это сослужило бы вам хорошую службу.

Редкий мужчина отдает себе отчет в том, что каждым своим вздохом он обязан женщине, которая мучилась от боли и рисковала своей жизнью, предоставляя ему путь в этот мир. Еще реже встретишь мужчину, который чтит это с неизменной долей уважения к каждой из нас. Лучше бы я прошла мимо, сохранив молчание. С широкой улыбкой, призванной показать, что мой укор его нисколько не тронул, молодой Алстед снимает шляпу и кланяется (эмблема королевского флота насмешливо сверкает при этом в лучах солнца), после чего поворачивается и скрывается в доме своего отца.

Понедельник, 27 августа.