Волна страсти - Мэри Джо Патни Страница 78

Ребекка снова весело рассмеялась.

– Смейся, смейся, – сказал ей Кеннет, – хотел бы я посмотреть на тебя, когда выставлю свою «Лилит». Мужчины не дадут тебе прохода.

– Глупости. – Ребекка кокетливо захлопала ресницами. – Никто никогда не поверит, что такая серая мышка, как я, послужила моделью для твоей демонической женщины.

– Ты явно недооцениваешь свои возможности, Рыжик, – сказал Кеннет, глядя поверх ее головы. – Добрый день, лорд Фрейзер.

– Добрый день, – ответил лорд Фрейзер, подходя к ним. – Сэр Энтони сказал мне, что ваши с Ребеккой работы приняты на выставку.

– Да, – ответила Ребекка. – Вот эти четыре. Нам повезло, что полотна разместили в таком замечательном месте.

– Не сомневаюсь, что здесь не обошлось без Энтони.

Взгляд Фрейзера упал на картину Ребекки «Преображение», и лорд застыл на месте.

Он долго молча рассматривал картину, затем перешел к трем другим.

Дольше других его взгляд задержался на картине Кеннета «Испанская Pieta».

– Довольно интересно, хотя лично я предпочитаю иные сюжеты. Жаль, что вы мало учились, Кимболл. Если вы и дальше будете писать, советую вам перейти на исторические сюжеты. Вы никогда не станете серьезным художником, пока не изучите античность и не ознакомитесь с «Руководством по художественному стилю» Рейнолдса.

Ребекка ничуть не удивилась, что Фрейзер оставил без внимания ее картины, так как хорошо знала его отношение к женщинам-художницам.

– Вы что-нибудь представили на выставку в этом году? – из вежливости спросил Кеннет.

– Да. Но ее пока не повесили. Я написал портрет спартанского царя Леонида, обороняющего Фермопилы. Я считаю, что победа греков над персами оказала огромное влияние на развитие западной цивилизации.

– Согласен. Сюжет благородный. Я видел картину, подобную той, что вы описали, но мне кажется, это не ваша. Не могли же вашу картину повесить чуть ли не под самый потолок.

Фрейзер посмотрел в направлении, указанном Кеннетом, и лицо его вытянулось.

– Это моя картина, – ответил он едва слышно.

Ребекке стало жаль Фрейзера. Вид у него был такой, будто его вот-вот хватит удар.

– Ее, наверное, повесили туда по ошибке, – вмешалась она. – Помните, несколько лет назад такая же ошибка вышла и с картиной моего отца?

Ребекка незаметно подтолкнула Кеннета, призывая его прийти к ней на помощь.

– Как жаль, что такие ошибки случаются с картинами известных художников, – сказал Кеннет, правильно истолковав намек Ребекки. – Вы выбрали чрезвычайно сложную композицию, лорд Фрейзер. Наверное, вы долго трудились над вашей картиной.

Фрейзер стал понемногу успокаиваться.

– Более двух лет, – ответил он. – Это одна из лучших моих картин.

– Вы должны немедленно потребовать, чтобы ее переместили в другое, достойное вас место, – с сочувствием сказала Ребекка.

– Да. Я сейчас же этим займусь. Надо же совершить такую непростительную глупость.

Не попрощавшись, Фрейзер ушел.

– Это действительно была ошибка? – спросил Кеннет.

– Как младший член академии, он имеет право на то, чтобы его картины висели «на линии», однако его коллеги не прощают ему высокомерия, и, сдается мне, кто-то из них решил свести с ним старые счеты.

– А может, его коллегам просто не понравилась его картина? – съехидничал Кеннет.

– Не будь таким злым. С точки зрения техники она выполнена великолепно.

– На нее один раз посмотришь и больше не захочешь, – сказал Кеннет, скользя взглядом по многочисленным полотнам, на которых были изображены обнаженные, прикрытые лишь фиговыми листочками фигуры. – К тому же в ней отсутствует логика. – Все солдаты, которых мне довелось видеть, предпочитали сражаться одетыми.

– Говори тише, – смеясь, попросила Ребекка. – Это классическая манера изображения, а не современный реализм.

– Даже два столетия назад солдаты прикрывали наиболее уязвимые места, – не сдавался Кеннет.

Улыбнувшись, Ребекка взяла Кеннета под руку, и они продолжили свой путь по залу. Случайно оглянувшись, она увидела, что Фрейзер стоял всего в нескольких шагах от них. Кто-то остановил его, и он не успел далеко отойти. Его спина была напряженной. Не исключено, что он прекрасно слышал все замечания Кеннета.

Ребекка вздохнула. Оставалось только надеяться, что он ничего не понял. Все художники, а особенно посредственности, – люди необыкновенно ранимые.