Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни Страница 78

Она тупо уставилась на него. На его щеках горел лихорадочный румянец, он держал стакан двумя руками, чтобы не уронить его.

– Что?

– Ты не сможешь подцепить от меня заразу. – Зубы у него стучали. – Я больше не заразен, я прошел… я прошел… эту стадию. – Должно быть, он увидел недоверие в ее лице. – Это правда. Клянусь. Если ты мне не веришь, спроси военного врача, который вышвырнул меня из Фарэма.

Она прислонилась спиной к стене в надежде почувствовать облегчение, но так и не ощутила ничего. Странное онемение не проходило.

Джеффри поставил стакан на пол и взял ее за руку. Его рука так дрожала, что Энни накрыла ее своей рукой и крепко сжала. Он на это улыбнулся и посмотрел вниз на их соединенные руки.

– Итак, ты любишь Кристи? Любишь? Ты можешь мне сказать.

Она прошептала:

– Я люблю его. Извини. Мы думали, ты умер.

Он медленно и глубоко вздохнул. В его голосе была только кротость, когда он сказал:

– Я умираю. Доктор сказал, еще год или два, но получится меньше. Гораздо меньше.

Она прошептала:

– О Боже, – прямо как на молитве. Он наклонил голову и тихонько поцеловал ее левую руку, потом правую. Он прижался щекой к ее ладони. Она хотела погладить его волосы, но он подался назад прежде, чем она успела дотронуться до него, и поднялся на ноги, снова застонав.

– Не уходи.

Он обернулся в дверях. Они поглядели друг на друга в изумлении, как будто не могли поверить в то, что она сказала. Джеффри положил руку на сердце и отвесил ей короткий шаткий поклон.

– Благодарю тебя за это, дорогая, – сказал он, словно подражая своей старой ироничной манере речи. – Ты знаешь, это намного все упрощает.

После его ухода она закрыла глаза, прислушалась к шуму дождя. Странная отрешенность усиливалась, она отдалась ей на время; в голове у нее шумело, но это был ровный безболезненный гул. Ее тело болело, но даже эта боль проникала как сквозь вату, толстым слоем защищавшую ее от действительности.

Это продолжалось недолго. «Ты знаешь, – сказал он, – это намного все упрощает». Наконец этих слов стал проникать сквозь защитную оболочку.

Намного все упрощает. Намного. О Господи.

Она поднялась слишком быстро; ей пришлось опереться на подоконник, пока не прошло головокружение. Ощупав голову, она нашла шишку на затылке, вскочившую от удара о стену. Ничего серьезного, просто шишка, но ей потребовалось схватиться за стол, чтобы пересечь комнату, а потом за перила, чтобы спуститься по узкой служебной лестнице на второй этаж.

Его не было в комнате. Она встретила Вайолет на площадке первого этажа.

– Где он? – спросила Энни. Служанка тупо уставилась на нее. – Мой муж, где он? Вы его видели?

– Я видела, он вышел. Взял ружье, пошел охотиться.

– Охотиться!

– Странно, да? Дождь идет, и вообще…

Выругавшись, Энни протиснулась мимо нее и побежала по ступенькам. В прихожей она крикнула наверх:

– Каким путем он пошел? В какую дверь? – И Вайолет, вытаращив глаза, показала на парадную, редко используемую дверь за спиной у Энни.

Снаружи ливень превратился в моросящий дождик. Река протекала бурным потоком под каменной аркой моста, шум воды заглушал все другие звуки. Джеффри нигде не было. Она позвала его, но только раз: рев реки делал ее голос беззвучным, как шепот. Подобрав юбки, Энни побежала к конюшне.

Сквозь мелкий дождь она увидела Колли Хоррокса, бежавшего через конюшенный двор по направлению к ней, кутаясь в плащ. Увидев ее, он удивился и поднес было руку к полям шляпы, когда звук выстрела заставил его подпрыгнуть. Энни не вскрикнула. Колли повернулся, вглядываясь в темный зловещий проем двери, ведущей в конюшню. Она подбежала к нему раньше, чем он сдвинулся с места.

– Приведите Уильяма! Пойдите и приведите его! – закричала Энни ему в лицо.

Потрясенный конюх, не говоря ни слова, развернулся и помчался к дому.

В дальнем конце конюшенного прохода горела лампа. От страшного предчувствия у Энни больно заколотилось сердце, ее кожа похолодела от страха, но она делала шаг за шагом и заставила себя пройти все стойла до последнего, где содержался Дьявол. Когда она приблизилась, с пола, покрытого соломой, поднялась тень. Дикий ужас заморозил крик в ее горле.

Джеффри задрожал, когда увидел ее. Он бросил ружье и вытащил из-за пояса пистолет. Позади него, не дыша, лежал на боку черный жеребец, в черепе у него была кровавая дыра.

Ее залихорадило от испуга и облегчения.

– Боже милостивый. Джеффри, что ты наделал?

Она шагнула к нему, дошла до деревянной двери, которая их разделяла.

– Не подходи ближе.

Он поднял пистолет и направил его ей в лицо.

Она ахнула.

– Что… Что…

– Повернись и выйди, Энни.

– Нет. Почему? Что ты собираешься делать? – Но она знала. Она потянула на себя дверцу, но замерла, услышав глухой щелчок курка.

– Если ты попробуешь меня остановить, мне придется застрелить и тебя тоже, – предупредил он, и она поверила ему. Его голос звучал спокойно, но глаза были черны и безумны. – Отвернись.

– Джеффри, не надо, это не выход, прошу тебя, не надо.

– Это прекрасный выход. Я не буду распадаться на куски, как чертов труп. Это быстрая и чистая смерть солдата.

Пистолет у него в руке задрожал; он начал плакать.

– Отвернись.

– Боже! Джеффри! Я умоляю тебя!

Он вытер щеку рукавом.

– Попрощайся с Кристи за меня. Он хороший человек. Вы будете счастливы.

– Послушай меня – я тебя не оставлю. Клянусь, я не уйду, я буду о тебе заботиться, все будет в порядке…

– Если ты не уйдешь, все случится у тебя на глазах.

– Джеффри!

Он повернул дуло пистолета на себя. Энни закричала. Не успела она зажмуриться и закрыть голову руками, как он широко открыл рот. Звук выстрела оглушил ее, словно попал ей в голову. Она рухнула на колени на твердом полу, чувствуя, как кто-то протиснулся мимо. Сквозь полуоткрытые веки и скрещенные руки она увидела темные, ужасные, несвязные образы окровавленной плоти и костей, пока тело Уильяма Холиока не закрыло жуткую картину. Согнувшись пополам, содрогаясь в рвотных спазмах, она прижалась лбом к земле.

Должно быть, она потеряла сознание. Упавшие на лицо капли дождя привели ее в себя, она поняла, что она на дворе, полулежит наполовину на холодных камнях под скатной крышей колодца. Сильная рука управляющего обнимала ее за плечи. Она уткнулась лицом в его мокрую шерстяную куртку и заплакала.

– Он вам сделал что-нибудь, миледи? – Она покачала головой, не поднимая головы. – Я послал парня за врачом, но боюсь, его светлость мертв.