Верхние Саванны - Жюльетта Бенцони Страница 78

— Вам тоже дерзости не занимать! — отпарировал Жиль. — Мне казалось, когда мы уезжали из Парижа, у вас с собой не было ничего, кроме теплой накидки? Но, похоже, вы так и не смогли расстаться с нарядом содержанки!

Он почувствовал горечь и жестокую радость, увидев, как побледнела Жюдит, но изящная голова на длинной тонкой шее была по-прежнему горделиво поднята, а черные глаза смотрели все так же властно.

— Если ты можешь точно описать нужное тебе платье, хорошая портниха сошьет его без труда, а у меня в Нью-Йорке была отличная портниха, — сказала она неожиданно спокойно. — Признаться, мне этот наряд нравится, и я не предполагала, что такой человек, как вы, может придавать значение тряпкам. Я никоим образом не собиралась вас обидеть, когда заказывала платье, но теперь дело обстоит по-другому. Раз мой супруг отдает предпочтение прислуге, мне пора подыскать любовника, причем сделать это открыто.

— Во-первых, Мадалена не прислуга, во-вторых, она мне не любовница.

— Значит, скоро будет. Кстати, мне хотелось бы уточнить, чем она занимается в нашем доме?

В Нью-Йорке она чинила белье. Но здесь с этим прекрасно справляется Зели, так что ей особенно делать нечего. Однако, судя по тому, что я видела сегодня утром, вы уготовили ей приятную роль сожительницы, поскольку вы не мусульманин и не китаец и взять вторую жену не можете.

— Мы обязаны нашим состоянием ее деду. А вам достаточно знать, что я забочусь о Мадалене, как о любом другом члене ее семьи, и не вижу необходимости делать из нее прислугу или даже просто поручать какую-либо работу. Запомните, если Готье работают, то только потому, что они сами того хотят. Однако есть на свете вещи, которые, судя по всему, вам не понять никогда…

Внезапно черные глаза затуманились.

— Что я должна понимать, если тот, чье имя я ношу, переступает порог моей спальни не чаще раза в три месяца? Я знаю, что у вас все это время было очень много работы, что вы падали от усталости и засыпали за ужином. Но теперь мне кажется, что вы просто разыгрывали комедию, находили в другом месте то, что должны были искать у меня…

Болезненная дрожь в голосе Жюдит удивила Турнемина, он даже пожалел жену, но совесть его была чиста, потому что он и в самом деле трудился вместе с Понго, Моисеем и Пьером Готье не меньше рабов, к вечеру думал лишь о том, как бы добраться до кровати, и падал на нее замертво, чаще всего не имея сил помыться. Правда, когда он ездил на торги в Порт-о-Пренс, он провел несколько часов в обществе прекрасной квартеронки, посвятившей его в некоторые местные таинства любви. Но, не считая этого, он вел просто монашескую жизнь.

— Тут нет для вас ничего обидного, — сказал Жиль. — Даю вам слово, что ни одна женщина в нашем поместье не знала моих ласк, и вы правильно делали, когда объясняли мое воздержание усталостью. Если вы настаиваете, мы вернемся к этой теме по возвращении с бала. Времени осталось в обрез — вы едва успеете сменить платье.

Жюдит, хоть Турнемину и показалось, что она дрогнула, не думала подчиняться его распоряжению.

— Об этом и речи быть не может. Жаль, что мое платье вызывает у вас неприятные воспоминания, но более элегантного у меня нет. Кроме того, вы сегодня, по-моему, не вправе предъявлять мне права супруга.

И, подхватив с кресла необъятную легкую накидку из того же кружева, что и ее наряд, Жюдит прикрыла ею плечи и вышла из комнаты, предоставив Жилю самому решать, что ему делать дальше: остаться или последовать за ней.

Он пошел следом…

У губернатора, едва закончилась официальная церемония приветствия, Жюдит покинула супруга. Сразу оказавшись в сопровождении целой свиты офицеров и чиновников, она взяла под руку высокого капитана в сине-красном мундире, без сомнения очарованного тем, что ее выбор пал на него, и удалилась. Жиль смотрел, как она смеется, болтает, остроумно парирует реплики спешащих к ней с комплиментами кавалеров.

— Ну у вас и выражение! — произнес у него за спиной чей-то доброжелательный голос. — Не поверю, что вы из тех мещан, что надуваются. как только видят, что их супруга пользуется успехом. Им бы жениться на дурнушках…

Это был барон де Ла Валле, и Жиль горячо пожал руку друга. С тех пор, как Турнемин поселился на Санто-Доминго, он успел оценить веселый характер плантатора-работорговца, надежность его и редкое здравомыслие. Время, которое он провел в его доме в Кап-Франсе или в имении «Три реки», казалось ему лучшим за все его пребывание на острове.

Жеральд взял с проплывавшего мимо подноса бокал шампанского и предложил Турнемину, тот с удовольствием поднес его к губам: это позволило ему помедлить с ответом. Однако Ла Валле, проследив взглядом за Жюдит и ее кавалером, выделывавшими сложные па менуэта, продолжал:

— Госпожа де Турнемин сегодня неотразима!

А какая чудная грация! Скажем прямо, у вас есть причины ревновать…

— Я не ревную, — отрезал Жиль, как ему казалось, вполне искренне — он сам не мог объяснить, откуда взялось неприятное чувство, которое он испытывал. — Вы ведь не считаете себя уязвленным… а между тем госпожи де Ла Валле тоже нет рядом. Может быть, все же стоило бы следить повнимательней за такой красавицей?..

Ла Валле разразился гомерическим, заразительным хохотом — готовность веселиться как раз и делала общение с ним легким и приятным.

— Ничуть не считаю, тут вы правы. Познав прелести виста, моя жена искренно охладела к танцам, и мне даже доставляет удовольствие наблюдать, как злятся ее обычные кавалеры, ожидая, пока она соизволит о них вспомнить… что случается крайне редко, потому что моя супруга действительно увлеклась картами, и, кстати, играет весьма недурно. Нет, если Денизу кто и заинтересует, то только какой-нибудь необычайно ловкий игрок. Признаюсь, мне пришлось поволноваться во время нашего последнего путешествия во Францию, когда некий герцог, большой знаток лошадей и карт, к тому же красавец, с которым моя жена встретилась у госпожи де Полиньяк, стал оказывать ей несколько… преувеличенные знаки внимания. Я даже испугался, как бы он ее не похитил, и сделал это первым: мы отплыли раньше срока. А здесь я спокоен…

Он замолчал. Прямо к ним шел главный управляющий Санто-Доминго.

— Я искал вас, господин де Ла Валле, — холодно произнес он. — Мне доложили, что от причала Святого Николая двое суток назад тайно отошел груженный по самый борт кофе корабль в направлении Новой Англии и что этот корабль принадлежит вам. Это правда?

Никогда еще глаза де Ла Балле не были так прозрачно чисты. На его лицо набежала грусть.

— Неужели я должен отвечать на подобный вопрос, господин главный управляющий? Вам ведь известны мои суда: я перевожу кофе только на двух кораблях: «Три реки» — он еще три недели назад должен был прибыть в Нант, и «Майский цветок» — он на ремонте. Снова меня оклеветали.

Маркиза де Барбе-Марбуа вполне можно было принять за англичанина: и внешность у него была человека с севера — стройный, элегантный и холодный, и юмор ледяной, как у них. Он с легкой ухмылкой посмотрел на лицо собеседника, изображавшее оскорбленную невинность.