Оберег волхвов - Александра Девиль Страница 77

Миновав наконец этот малоприятный квартал, Дмитрий вышел на более широкую улицу, потом на площадь, дошел до центральной части города, где в рядах Артополиона располагались булочные, пекарни, лавки и таверны. Съев на ходу лепешку и запив ее вином, Дмитрий огляделся вокруг и с облегчением вздохнул, чувствуя, как постепенно к нему возвращается спокойствие. Теперь он шел неторопливо и рассуждал про себя о будущем. Происшествие в саду патриция показалось ему знаком свыше, указующим на необходимость менять свою жизнь.

Поистине, за грехи всегда следует расплата, и цена ее могла оказаться слишком велика, неизмеримо больше, чем запретное удовольствие, после которого в душе остается лишь пустота. Наверное, чтобы жить в ладу с самим собой, надо научиться обуздывать греховные соблазны. И это выполнимо, если верить Рашиду, который твердит о безграничных возможностях человека к совершенству — духовному и телесному.

Услышав призывный женский голос, Дмитрий поднял глаза от земли и с удивлением посмотрел вокруг себя. Задумавшись, он не заметил, как забрел в квартал Афродиты, в центре которого возвышалась статуя этой богини, выбранной здешними обитательницами своей патронессой. Женщины, которых на Руси назвали бы гулящими и продажными, здесь именовались более благозвучно — гетерами или куртизанками. Впрочем, свое тело предлагал на продажу не только женский пол; встречались и кокетливые юноши с накрашенными лицами. В «варварской Скифии» это показалось бы диким, но здесь было заведено еще с античных времен. Брезгливо отстранив от себя настойчивую жрицу Афродиты, Дмитрий свернул в сторону и пошел не останавливаясь. Встреча с продажной любовью вблизи грязного лупанара еще больше всколыхнула в его душе тоску по той заветной гавани, которую он, незадачливый моряк, однажды пропустил.

Было уже совсем темно. Вдали, через промежуток между крепостными стенами, Дмитрий заметил кусочек моря, блестевший в лунном свете, корабельные фонари и силуэты мачт. Там был порт, у причалов которого купец видел днем множество судов. Когда-нибудь — а Дмитрий верил, что это будет скоро, — он отплывет от Константинопольского порта на своем корабле. Жаль, что Черное море зимой не пригодно для плавания, — а то можно было и не ждать весны. Клинец вздохнул и, оторвав взгляд от манящего горизонта, направился к своему жилью.

Утром Дмитрий сообщил Рашиду и Калистрату, что с этого дня не будет тратить время на пустые и греховные развлечения, а займется только наукой борьбы, укрепляющей дух и тело.

Было решено на этот раз отправиться за город, чтобы там, на просторе, вдали от городской толпы, без помех заняться обучением. Дмитрий и Калистрат выбрали предместье недалеко от монастыря Св. Маманта, где можно было встретить оставшихся на зиму русских купцов. Купцы приехали в Константинополь осенью с товарами и княжескими грамотами, а потому им полагалось из императорских запасов пропитание на шесть месяцев — хлеб, вино, мясо, рыба, овощи. По давней договоренности князей с кесарями купцы-русичи имели право беспошлинной торговли. Но жить они должны были в предместье, а в городскую крепость им разрешалось входить лишь небольшими группами и только в одни ворота.

Дмитрий с досадой подумал о том, что он, в отличие от этих купцов, будет не в Византии с охранной грамотой киевского князя, а на Руси с хрисовулом ромейского императора. В который раз Клинец мысленно ополчился на подлость, коварство и другие людские пороки, из-за которых он вынужден искать покровительства у чужого царя.

Вскоре Дмитрий и Шумило заметили нескольких купцов-киевлян. Поприветствовав земляков, разговорились с ними о своих приключениях, о торговле, о жизни в Царыраде. Купцы рассказали, что выехали из Киева поздно, незадолго до Рождества Богородицы, а потому плавание было трудным, осеннее море штормило, но они рискнули, так как предстоял выгодный торг. Дмитрий, скрывая волнение, спросил их о последних киевских новостях, и едва удержался от радостного восклицания, когда в числе прочих сведений купцы сообщили о женитьбе князя Глеба на дочери всем известной боярыни Завиды.

Потом они еще говорили о трудностях жизни в Константинополе, о жульничестве местного торговца-откупщика, поставлявшего им негодный хлеб из проросшей пшеницы, о лихоимстве чиновников, налагающих запреты на покупку каждого лишнего куска драгоценных греческих тканей, да и о многом другом. Но Дмитрий их уже не слушал. Известие о свадьбе Глеба и Бериславы настолько его обрадовало, что все остальное сейчас казалось ему не столь уж важным.

На занятиях он выполнял все указания Рашида охотно, не зная усталости, с удовольствием ощущая силу и ловкость своего тела. Друзья вернулись в город только после того, как очень сильно проголодались.

Но даже по дороге Рашид продолжал излагать им свое учение:

— В бою освобождайтесь от оков пустого умствования. Видели вы, как пьяный падает с повозки? Он никогда при этом серьезно не ударится и, уж тем более — не покалечится. А все почему? Потому что боязнь увечья, думы о жизни и смерти его не тревожат и, сталкиваясь с землей или камнем, он не сжимается от страха. Но если такую прочность человек обретает от вина, то такую же должен обрести от природы. Ничто не может повредить мудрому, живущему в единстве с природой.

— Значит, все, что от природы, — хорошо? — с любопытством спросил Дмитрий. — А разве не надо исправлять то плохое, что есть и в природе, и в самом человеке?

— Мудрецы, у которых я учился, утверждали, что мир един и не делится на доброе и злое, красивое и уродливое. Света не может быть без тьмы, инь не может быть без ян, ибо ян — это небо, а инь — земля.

— Что? — вместе спросили Дмитрий и Калистрат.

— Я объясню вам это после ужина и отдыха, когда ваши души и тела опять наберутся сил и будут готовы воспринять новое.

Приподнятое настроение, в котором пребывал Дмитрий, не укрылось от Рашида и Калистрата, хотя они промолчали об этом. Но когда пришло время возобновить беседу о таинственном учении, восточный мудрец в иносказательной форме затронул сокровенные чувства молодого русича. Он стал рассказывать о борьбе сил инь — мягкого, темного и холодного, с силами ян — жесткого, светлого и горячего:

— В борьбе проявление сил ян — это наступление, удары, твердость, а сил инь — податливость, увертливость, уклонение от удара. Если слабый дерется с сильным, он должен обратить силу противника против него самого. Когда женщина сражается с мужчиной, она должна противопоставить его ян свою инь.

— Значит, инь — это женское начало, а ян — мужское? — спросил Клинец.

— Да. Оружие женщины — это видимая податливость, временное отступление с тем, чтобы заставить противника поразить пустоту, а в ответ ударить его в самое уязвимое место.

— Но разве мужчина и женщина должны бороться, а не сближаться? — удивился Дмитрий.

— Между мужчиной и женщиной идет вечная борьба, но в этой борьбе — их неразрывное единство.

Простодушный Калистрат-Шумило воспринял слова Рашида о борьбе мужчин и женщин буквально, а потому с недоверчивой усмешкой заявил:

— Не может такого быть, чтобы женщина с помощью увертливости могла одолеть мужчину. Плетью обуха не перешибешь.