Диагноз: Любовь - Мегги Леффлер Страница 75

— Есть места и поближе, чем Винчестер в Англии, — заметила Роксана. — Скажи, ты спала с тем парнем?

— С Мэттью? — Я поперхнулась вином. — О нет. Мы не заходили так далеко. — Я отставила бокал. — Если исключить секс, гораздо легче правильно оценить человека. И уйти от него, понимая, что в одиночестве тебе будет лучше. А секс все искажает. Он словно церебральный паралич для отношений.

— Но именно поэтому секс и замечателен! — воскликнула Роксана с такой страстью, что ее наверняка услышали люди за соседними столиками. — Занятия сексом великолепны! — продолжила она так громко, что даже Макс пошевелился в своем креслице. Я покачала креслице ногой, чтобы снова убаюкать его.

Слова Роксаны о сексе заставили меня вспомнить родителей. Я ничего не могла поделать со своими мыслями о том, что мама вернулась летом после семестра, проведенного на скрипучем диване Саймона Берга. Вероятно, она все же пошла с отцом в постель, ведь мы с Беном тогда впервые услышали, как родители занимаются любовью. Мы все тогда поехали на побережье, и самым чудесным для нас было то, что с нами не поехала Ева. Впервые никто не принимал решений за нас. Мы поздно ложились и поздно вставали, а наши родители брали нас с собой каждый вечер, и мы ели жареные пирожки и мороженое на борту прогулочной яхты. В то время мы все были абсолютно счастливы. Неужели это состояние никогда не вернется?

— О Холли, — сказала Роксана, — я же не говорю про коитус, не говорю о пенисе в вагине. Меня это не интересует. Хотя, конечно, интересует… — добавила она, усмехнувшись. — Но я имею в виду влюбленность во всех ее проявлениях, когда перед человеком открываются новые перспективы. До сих пор ты не видела любви. Ты не можешь разглядеть ее без пары дополнительных очков. Но сейчас ты готова к этому. — Она отломила кусочек от корки пирога, улыбнулась и отправила его в рот. — Ты готова выйти за собственноручно установленные рамки. И ты, как мне кажется, хочешь влиять на чью-то жизнь.

Я посмотрела на Макса и на миг перестала возражать ей даже в мыслях.

— Ты просыпаешься каждое утро, думая о том, когда же ты станешь лучше, — продолжала Роксана. — И сюда ты приехала именно потому, что хотела стать самой лучшей и найти для себя самое лучшее. Но ты слишком боишься позволить этому лучшему найти тебя.

Я кивнула, издав звук, больше похожий на всхлип, чем на смешок. Когда я быстро вытерла глаза, Роксана, наклонившись вперед и взяв меня за руку, посоветовала не волноваться так сильно.

— Откуда ты все знаешь? — спросила я.

— Ты ведь тоже все знаешь обо мне.

— Неужели?

Она кивнула.

Я потянулась за бокалом и отпила вина, словно оно могло подсказать мне все ответы на все вопросы и озвучить их за меня.

— Я знаю, что ты беззащитна, хотя и притворяешься, что это не так, — метнув взгляд на Роксану, уверенно произнесла я.

— Конечно. Но разве не все мы таковы? Ты можешь сказать не только это.

— Я знаю, что ты никогда никого не любила, кроме своей дочери.

Она не возразила, но и не подтвердила этого.

— Включая и твоего мужа, — добавила я. — Ди для тебя куда важнее, чем он.

Роксана задумчиво смотрела на меня.

— И я знаю, что ты предпочла бы быть несведущей, но прекрасной старой леди, чем мудрой древней ведьмой.

— О-о-о! Да! — Она снова развеселилась. — И ты ведь знаешь…

— Знаю что? — спросила я.

— Ты знаешь, что я умираю.

Вернувшись в Парчмент-хаус, я уселась в кухне, пытаясь изобразить себе что-то вроде каши на обед. Я была одна, и мои мысли все еще крутились вокруг самой Роксаны и разговора с ней. И конечно же, вокруг моей мамы. Не важно, злюсь ли я на маму, мне все равно никогда уже не вернуть ее. И не имеет значения, хочу ли я помочь Роксане, потому что в ее организме происходит что-то плохое и с этим ничего уже не сделать. Я знала, что мне не под силу остановить этот процесс, — я могу всего лишь выяснить причину, как, впрочем, и в ситуации с моим прошлым. Точнее говоря, с маминым прошлым.

— Привет, женщина, — сказал Эд, входя в кухню. — Как дела?

Отвернувшись от своей здоровой пищи и увидев Эда — мускулистого, полураздетого Эда, — я тут же позабыла, о чем думала. Я вспомнила, как уверяла Алисию, что не совершаю резких движений, и тут же поняла, как мне этого хочется — не раздумывая, броситься в объятия Эда. Вместо этого я осталась сидеть на месте и заставила себя поинтересоваться, как прошел его вчерашний концерт.

Эд засмеялся и вытащил из холодильника «Маунтин Дью» [38].

— Да это был, в общем-то, не концерт. Мы просто играли в баре. Но спасибо, что спросила.

Он прикоснулся к моей щеке, и я невольно покраснела.

Именно в этот момент у двери материализовалась Марианн, словно карающий призрак мертвой медсестры. Она, полагаю, все видела: и его руку на моей щеке, и блаженное выражение у меня на лице. Не удивлюсь, если она смогла прочитать мои мысли.

— Как дела, Железная Марианн? — с приветливой улыбкой спросил Эд, убирая от меня руку.

— В общежитии существуют определенные правила относительно одежды, — заявила она, старательно отворачиваясь по пути к холодильнику, словно Эд был полностью раздетым, а не просто забыл накинуть рубашку.

— Прости. Я, наверное, так и не осилил свода правил, — сказал Эд, забавляясь ее замешательством. Потом он повернулся ко мне и спросил:

— Есть планы на текущий момент?

— Никаких планов, — ответила я, возвращая ему улыбку.

— Тогда пойдем со мной, — предложил Эд. — Я дам тебе кое-что.

— Позже, Марианн, — добавил он, когда я вслед за ним направилась к выходу из кухни.

Внезапно мне стало наплевать на то, что она подумает.

Как только мы вошли в его комнату, Эд повернул рычажок замка и закрыл дверь. Встав у меня за спиной, он одним плавным движением стянул через голову мою футболку и поцеловал меня в шею.

— И что ты собирался дать мне? — спросила я и засмеялась, когда вместо ответа на вопрос получила новую порцию поцелуев. Пока Эд расстегивал бюстгальтер и опускался к узлу на поясе моих форменных больничных штанов, которые через миг уже лежали на полу, я мечтательно улыбалась. О, все правильно.

И только когда я оказалась на его кровати, во мне вдруг проснулась неуверенность.

— Э-э-э… — протянула я, садясь на кровати.

— Расслабься. Ложись. Это просто массаж, — сказал Эд. — И лучше перевернись. Давай, перевернись, — настаивал он. — Тебе это не повредит.

Я почувствовала спазм в желудке, увидев на прикроватной тумбочке фотографию в рамке. Со снимка на меня смотрела привлекательная белокурая девушка, насколько я поняла, его бывшая невеста, а не умершая жена. Ники. У меня ушло много времени на то, чтобы заставить Эда назвать ее имя. «Ники, — сказал он в конце концов на одном дыхании. — А какая тебе разница?» Это было на прошлой неделе, в нашу первую ночь. «Забудь о ней. Она уже в прошлом, а ты нет», — подумала я, зарываясь лицом в подушку, чтобы не видеть лица на фотографии.