Ветви терновника - Брюс Федоров Страница 75

Внезапно и почти незаметно тяжёлая дверь приоткрылась и из дома вышла молодая женщина, одетая в стильный кремовый костюм с ажурной белой блузкой и туфли на высоких каблуках того же цвета. Её русые с золотистым отливом волосы были красиво убраны в причёску, украшавшую её и без того красивую голову, которую она горделиво несла на длинной шее. Рядом с ней чинно и послушно вышагивал белокурый мальчик, уже не ребёнок, но и далеко не подросток, одетый в лёгкую курточку, детские синие джинсы и белые кроссовки. Замечательная пара стала спускаться вниз по улице, ведущей к небольшой площади в конце Гринцигер алее, где уютно расположились всевозможные кафе, рестораны, винные подворья-хойригеры и маленькие магазинчики со всякой снедью. Это была она, и это был он, его маленький сын.

Во рту Данилы как-то быстро пересохло. Мотор автомобиля слегка охнул и чуть басовито заурчал. Дав женщине с ребёнком отойти от него подальше, Данила отпустил педаль тормоза и «трёхсотый» белым огромным утюгом медленно пополз вниз по булыжной мостовой. Стараясь не терять из виду самых дорогих для него людей, он медленно выкатил «Мерседес» на торговую площадь и припарковал его в самом дальнем её конце, откуда мог без труда увидеть, в какое кафе зайдут Элизабет с сыном. Выждав, на всякий случай, пять минут, Данила вышел из автомобиля и направился в сторону нужного ему кафе. Задержавшись в проходе, он через стеклянные двери рассмотрел, какой столик в зале заняли мать и её мальчик, и, прихватив со стойки случайную газету, прошёл вправо, чтобы подобрать себе место, позволяющее, не привлекая ничьего внимания, наблюдать за развитием обстановки.

Мальчик почему-то капризничал, требуя для себя кусок торта и мороженное одновременно как дополнение к апельсиновому соку и чашке чая. Элизабет улыбалась и пыталась в чем-то убедить его. Потом достала мобильный телефон и пару минут о чем-то с кем-то по нему говорила.

Данила чувствовал, что он уже не может сдерживать себя. Роль стороннего соглядатая показалась ему пошлой и унизительной. Вдруг будто красный огонёк блеснул через полуспущенные шторы кафе. Это был солнечный лучик, который, переломившись в гранях рубинового кольца, одетого на безымянный палец правой руки молодой женщины, скользнул по его лицу. Больше не мешкая, Данила поднялся со своего стула и решительным шагом направился к столику, где сидели его сын и любимая. Подойдя и не произнося ни слова, Данила отодвинул стул и присел на него. Его глаза встретились с глазами Элизабет.

Опять как когда-то в юности перед ним заплескалось изумрудное море, в которое он готов был без оглядки броситься и, если надо, утонуть, только бы больше никогда и не при каких условиях не покидать его. Элизабет смотрела на него спокойным чуть усталым взглядом и только слегка сжавшиеся уголки глаз могли поведать о том, сколько горьких и бессонных ночей она провела одна, покинутая тем, который ей был более всего нужен, чья любовь была для неё необходима и дорога, как сама жизнь. Молча, ничего не говоря, Данила достал из внутреннего кармана белый конверт и вынул из него три авиационных билета и видовую открытку, которые положил перед Элизабет. Это были билеты на дневной прямой рейс до Никосии для него самого, на её имя и имя Даниэля, её, а теперь и их сына.

На видовой открытке была изображена летящая по бирюзовым волнам белоснежная красавица-яхта. Помедлив, словно в нерешительности он ещё раз заглянул в конверт и выложил на стол фотографию картины с изображением двух цветущих белыми цветами ветвей терновника, между которыми лежала алая роза. Лицо Данилы застыло. Он лишь иногда судорожно и безуспешно пытался проглотить возникший у него в горле тугой комок. Элизабет перевела взгляд на сына, который, не обращая никого внимания и игнорируя бурю чувств, бушевавшую в сердцах взрослых и самых родных ему людей, продолжал увлечённо расковыривать ложкой кусок замечательного торта «Шварцвальд». Долго смотрела на него, а затем, взглянув на застывшего в тревожном ожидании Данилу, положила свою тёплую нежную ладонь на его запястье и слегка сжала его в знак согласия.

Брюс Фёдоров 2016 год.