Шелк и тени - Мэри Джо Патни Страница 74

— Это не ответ, — сердито возразила Сара. — Почему ты не хочешь ответить на мои вопросы и пытаешься запутать меня?

Микель с шумом поставил на стол стакан и, подойдя к жене, уперся обеими руками в подлокотники кресла, заглянув ей в лицо. Его глаза сверкали, как изумруды.

— На какие вопросы ты ждешь ответа, дорогая Сара? — спросил он с угрозой в голосе. — Ты хочешь знать, действительно я проститутка или лондонская трущобная крыса? Что ты будешь делать, если я скажу — да? Вернешься в дом отца и найдешь достойного любовника?

Внезапно Сару осенила догадка. Микель злится на Велдона и его разоблачения, но он также злится и на нее, и теперь она знала почему. Как ни странно, ее сильный, уверенный в себе муж боится, что она отвергнет его, узнав правду о его происхождении.

Сара подняла руку и погладила мужа по щеке, ощущая под своими пальцами напрягшиеся мускулы.

— Я знаю, кем ты являешься сейчас, Микель, — сказала она нежно. — Именно поэтому я и вышла за тебя замуж. Но мне бы хотелось знать, кем ты был в прошлом.

Сердитое выражение исчезло с лица Перегрина, и Сара увидела, что перед ней очень ранимый человек. Он разогнулся не в силах выдержать нежность, которую излучали ее глаза. Подойдя к окну, он стал смотреть в него, и сейчас Сара видела только его широкую спину. Атмосфера в комнате начала разряжаться.

Прошли минуты, прежде чем Сара услышала тихий голос мужа:

— Большая часть того, что ты услышала сегодня вечером, — правда. — Он подошел к столу и налил себе виски. Его рука слегка дрожала. — Хочешь немного бренди, Сара? Если ты желаешь узнать историю моей печальной жизни, приготовься слушать ее всю ночь.

— Пожалуйста, — ответила Сара.

Она с облегчением вздохнула и закрыла глаза. Микель снова стал человеком, которого она знала и любила. Он подошел к ней и протянул стакан с бренди.

Сара открыла глаза.

— Ведь это неправда, что ты торговал собой и был безумно влюблен в Чарлза, не так ли? — спросила она.

Вздрогнув, Перегрин посмотрел на жену.

— Иногда ты меня просто удивляешь, Сара. Почему ты задаешь такой вопрос?

— Мне в это трудно поверить.

— И правильно делаешь, что не веришь. В этом он солгал. — Перегрин стал взволнованно ходить по комнате. — Все остальное — правда. Я родился в пяти милях отсюда, в районе Ист-Энда, недалеко от доков.

— Значит, ты настоящий англичанин? — удивилась Сара. — Невероятно!

— Я родился в Лондоне и прожил в нем восемь лет своей жизни, но это не сделало меня англичанином. Во всяком случае, Англия, которую я знал, очень отличается от той, где выросла ты.

Сара немного слышала об Ист-Энде и понимала, что он говорит правду. Однако он был таким же англичанином, как и она сама, и, возможно, даже больше, чем она: он видел и знал гораздо больше, а ее жизнь была ограничена только узким кругом.

— Кем были твои родители? — спросила она.

— Никем, по твоим понятиям, — ответил он сухо. — Моя мать — деревенская девушка из Чешира, сбежавшая из дома с солдатом. Когда он бросил ее, она стала работать в портовой таверне, где и познакомилась с моим отцом — матросом. Он был женат и поэтому не мог жениться на матери, хотя сильно ее любил. По крайней мере так она мне говорила. Не знаю, правда это или ей просто хотелось верить.

— Что с ним стало?

— Отец погиб при Трафальгаре, когда мне исполнилось два года. Мать говорила, что я очень похож на него. Ее звали Энни. Она была несчастной, но очень веселой. Никогда не жаловалась на судьбу и всегда находила повод, чтобы посмеяться. Она не занималась проституцией, но имела дружков, живших в нашем доме во время стоянки их судов в порту. Они помогали ей сводить концы с концами. Когда я подрос, она продала золотую цепочку, подаренную одним из любовников, и определила меня в начальную школу. Таким образом мать спасла меня от влияния улицы и научила грамоте.

— Ты помнишь свое настоящее имя?

— Майкл Коннери. Так звали моего отца. Он был ирландцем. Не думаю, что имею право носить эту фамилию, ведь, по сути, я незаконнорожденный, но мать называла себя миссис Коннери и дала эту фамилию мне. Мне неведомо ее девичье имя.

Майкл Коннери созвучно Микелю Канаури. Сара посмотрела на мужа другими глазами: высокий, с копной темных волос, зелеными глазами, способный очаровать любого, если ему это выгодно.

— Как я фазу не догадалась, что ты ирландец? — удивилась Сара. — В первый раз, когда мы встретились, ты говорил, что зеленые глаза встречаются часто у твоего народа.

— И это правда. — Лицо Перегрина приняло лукавое выражение. — Ты не поверишь, Сара, но я всегда старался говорить тебе правду.

Сара стала вспоминать их предыдущие разговоры.

— Я верю тебе, — сказала она, помолчав. — Не припомню, чтобы ты хоть раз назвал себя кафиром. Меня ничто не настораживало в твоих рассказах. Ты большой мастер уклоняться от прямых ответов и говорить только то, что считаешь нужным.

— Это умение пришло ко мне со временем, — ответил Микель, усмехнувшись.

— Ты нарочно говоришь с акцентом? — спросила Сара, нахмурившись. — Это ведь не так просто. Я бы сказала, что твоя речь скорее похожа на речь азиата, окончившего Оксфорд, а не на язык кокни.

— Покидая Англию, я говорил на обычном английском языке, затем в течение многих лет мне не приходилось пользоваться им, хотя я читал английские книги, когда они мне попадались. Я не хотел забывать родной язык, так как знал, что рано или поздно вернусь в Англию. Когда я приехал в Индию и стал говорить на местном английском, то обнаружил, что языки других стран, на которых я научился говорить, наложили отпечаток на мой английский, придав ему некоторый акцент. Я стал специально культивировать это, чтобы заглушить выговор кокни, правильно рассчитав, что таким образом меня будут принимать за богатого иностранца, а не за трущобную крысу, разбогатевшую вдали от родины. — Перегрин улыбнулся впервые за все время их разговора. — Я все еще умею бегло говорить на кокни. Ты сможешь понять только одно слово из трех, и тебе этот язык покажется иностранным.

— Ты сказал, что прожил в Англии первые восемь лет, — заметила Сара, плотнее закутываясь в халат. — Почему ты уехал?

— К тому времени моя мать умерла от лихорадки. По счастливой случайности тогда в порту находилось судно, капитаном которого был ее друг. Зная, что если я окажусь на улице, то скорее всего закончу свою жизнь на виселице, он взял меня к себе на корабль юнгой. — Микель вздохнул, лицо его стало печальным. — Капитана звали Джеми Мак-Фар-ленд, он был родом из Глазго. Если ты внимательно прислушаешься, то заметишь в моем говоре и акцент уроженца Глазго. Самим фактом существования я раздражал большинство любовников матери. Они терпели меня в лучшем случае. Но Джеми Мак-Фарленд любил меня. Он всегда привозил мне подарки и находил время поболтать со мной. Он был мне ближе, чем отец, которого я никогда не видел.