Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл Страница 74

– Останься. Ты нужен мне здесь.

– Нет, не нужен. Уже не нужен.

– Не понимаю.

В голосе царя звучала безнадежность. Отчаяние человека, не осмеливающегося смотреть в завтрашний день.

Аминтор положил руку Соломону на плечо:

– Ты просто не хочешь понимать, друг мой. Позволь мне одарить тебя последним советом: прости себя.

– Простить себя? За какое злодеяние?

– За то, что ты человек, – ответил Аминтор. – Помни, о царь, ты всего лишь человек.

Но Аминтор почти не надеялся, что царь примет этот дар. «Что ж, может быть, царица Юга сделает для тебя то, чего я не могу: освободит тебя от себя самого».

На рассвете следующего дня Аминтор выехал из Иерусалима в сопровождении дюжины рабов и с поклажей серебра и золота. Аминтор учтиво принял царские подарки. Долго держать при себе рабов или золото он не думал. В далекие края лучше всего ехать одному и налегке. «Но лишь глупцы презирают богатство – оно так помогает!»

На вершине холма над Кедронской долиной всадник остановился. Царевна Ваалит, одетая в тунику цвета неба с вышитыми золотой нитью солнцами и в кожаные штаны цвета светлого меда, сидела на коне – подарке царицы Савской – легко, словно прирожденная наездница.

Аминтор улыбнулся и махнул рукой своим рабам.

– Продолжайте путь, я догоню вас! – крикнул он.

Он остановил свою кобылу перед Ваалит.

– Хочешь сбежать со мной, царевна? Я польщен, но разумно ли это?

– А ты хочешь, чтобы я сбежала с тобой? – В ее ответе звучал вызов, открытый и страстный. – Простит ли тебя мой отец?

Аминтор засмеялся, и тогда ее взгляд смягчился. Она тоже засмеялась.

– Я мог бы рискнуть. Ты ведь пропадаешь здесь.

– Да, – ответила Ваалит, – я знаю.

Ее губ коснулась улыбка, нежная и неуловимая – такие рисуют на выточенных из слоновой кости ликах богинь. Глаза сверкали, как два клинка.

«Какая девушка!» Во времена Миноса она владела бы своим кораблем и направляла бы его к неведомым землям или танцевала бы танец смерти во славу быков на арене. «Понятно, почему ее выбрала царица Савская. Огненная невеста для Земли Пряностей. Она достигнет величия».

Но он не стал бы испытывать терпение богов, произнося эти слова вслух. Вместо этого он снова засмеялся:

– Это так скромно и по-девичьи. Зачем ты здесь, царевна? Хочешь переубедить меня?

– Разве мне это под силу?

– Возможно.

– Вряд ли. Можно переубедить мужчину, но не его сердце. Нет, я приехала попрощаться.

Ваалит серьезно смотрела на него. Аминтор улыбнулся:

– Не нужно такой торжественности, царевна. Я ведь еду по Царскому пути к морю, а не по мрачной дороге в царство Гадеса.

Она засмеялась и протянула ему руку:

– Моему отцу будет не хватать тебя, господин мой. Возвращайся к нам, если сможешь.

– Если смогу, вернусь. – И он коснулся ее руки кончиками пальцев. – Счастливого тебе пути, царевна.

– И тебе. Может быть, когда-нибудь ты доберешься и до Савы, – добавила она после секундного колебания.

– Если будет на то воля богов, когда-нибудь я приплыву в Саву, чтобы отдать дань уважения царице.

– Что ж, прощай, господин мой Аминтор. И помни – Ваалит всегда встретит тебя улыбкой.

– Буду помнить. Я никогда не забываю красивых девушек!

Подмигнув ей, он сжал ногами бока своей лошади.

Спустившись с холма, он оглянулся. Ваалит провожала его взглядом с вершины. В косых лучах восходящего солнца конь и всадница сверкали, будто облитые пламенем. В утреннем свете казалось, что языки пламени стремятся вверх, словно яркие крылья.

«Да, маленькая огненная богиня, здесь ты пропадаешь. Но, я надеюсь, Билкис понимает, с кем связалась!»

Он подумал, что когда-нибудь обязательно приедет в воспетое сказками Савское царство, чтобы увидеть, чем закончилась игра, затеянная царицей.

Билкис

Хотя Соломона превозносили за его мудрость, пока что он проявил лишь здравый смысл и щедрость. Конечно, и это хорошо для любого мужчины – и, если уж на то пошло, для любого царя. Сидя рядом с ним в дни царского суда, Билкис смотрела на Соломона и восхищалась, но пока не увидела ни единого доказательства чего-то большего, чем простая житейская мудрость. И от суда в тот день она не ожидала ничего особенного. Она сидела рядом с царем лишь потому, что следила за ним, как кошка, крадущаяся за птицей, неотступно и с бесконечным терпением.

Каждый месяц наступал день, когда любой житель или жительница страны мог обратиться прямо к царю и попросить его решения по любому вопросу, великому или малому. Царь уже выслушал больше дюжины дел. К каждому он подходил внимательно и, казалось, с искренним интересом. Но Билкис чувствовала, что он устал, что бесконечные доказательства тупоумия подданных утомляют его.

«Любого здравомыслящего мужчину или женщину это утомило бы. Но он проявляет с ними больше терпения, чем смогла бы я». Ее вдруг захлестнула глубокая горячая волна нежности к нему. Она пошевельнулась, поднеся руку к щеке, чтобы привлечь его взгляд. Когда он посмотрел на нее, она улыбнулась, вкладывая в свою улыбку обещание.

– Скоро конец, – шепнул он так тихо, что даже она, сидя рядом, едва уловила его слова.

Он повернулся к глашатаю:

– Пусть следующее дело будет представлено в суде.

Под нестройный перезвон медных безделушек вошли две женщины. Броские полосатые покрывала и ярко накрашенные веки и губы выдавали в них блудниц. За ними следовали двое стражников, неся двух запеленатых младенцев. Детей положили у подножия трона. Когда свертки развернули, стало видно, что один ребенок бойко брыкается, а другой лежит неподвижно, холодный и мертвый. Оба были мальчиками.

Соломон посмотрел на лежавших перед ним детей, а потом поднял глаза на женщин:

– О чем ваш спор?

Царский глашатай, явно осуждающе взглянув на просительниц, пояснил:

– О великий царь, эти женщины – блудницы, которые в один и тот же день родили сыновей.

Соломон поднял палец. Билкис наклонилась к нему.

– Весьма неосмотрительные блудницы, – прошептал он, едва шевеля губами.

Она крепко сжала губы и серьезно кивнула.

Дождавшись, пока царь снова приготовится слушать, глашатай продолжил:

– Через три дня они, проснувшись утром, обнаружили, что один из мальчиков мертв.

– Это, конечно, большое горе, – сказал Соломон, – но что может сделать царский суд?

– Каждая говорит, что живой ребенок – ее, о великий царь.