Золотые цикады сбрасывают кожу - Анатолий Стрикунов Страница 73

Томкинс еще некоторое время махал вслед, стараясь выглядеть как можно более солидно. «Прямо как генсек», – подумал Юрий и замер, глядя, как улица города живет своей шумной жизнью, все так же несправедливо равнодушной к факту его рыбного бытия.

– Так я кайфую только когда летаю во сне, – нашел Абрикосов, наконец, подходящее сравнение. Да, состояние удивительной легкости, испытанное во время пребывания среди рыб, могло быть сравнимо лишь с полетом.

Сегодня не нужно никуда спешить, и Томкинс решил поваляться в постели.

Незаметно пролетели несколько суматошных дней, а теперь вот уже неделю, как он не у дел. Что ж, тем лучше. Ничто не отвлекало от работы. Иногда выходил на улицу, гулял. Пока с трудом. Меньше, но все еще побаливала нога. Во время дежурства свалился с лестницы, упал на ровном месте. Делал обход на втором этаже и поскользнулся. Пролетел несколько метров. Хорошо голову не проломил.

Впервые за последние годы, Томкинс ощутил в душе непривычный покой.

Почти все близкие люди как-то разом разъехались: Лешка с Верой в Германию, Сандра в Грузию. Какое счастье, что все эти годы берлинские друзья присылают сыну качественный инсулин, иначе бы крыша точно поехала.

Даже совсем «большая девочка» Лариса умудрилась «втиснуться» в такую маленькую Данию.

Юрий улыбнулся, вспомнив, как все последние встречи она непрерывно говорила о сногсшибательном успехе у мужчин.

Приняв горячую ванну, Томкинс прошел на кухню, набрал воды в чайник, поставил на огонь.

Во время завтрака Юрий обычно включал телевизор, и теперь, разбив два яйца о край сковородки, накинул рубаху, брюки и уселся на диван, ожидая, пока яичница будет готова.

После рассказа о событиях в «горячих точках» диктор сообщил о сильном землетрясении в Грузии. Недалеко от эпицентра взрыва… Абрикосову почудилось. Да, Юрий не ошибся, диктор назвал… да… Чиатура. Город, где сейчас Сандра!

Он не ожидал, что так разволнуется. Ходил, как заведенный, по комнате и периодически повторял: «Не может быть».

Немного успокоившись, съел подгоревшую яичницу и выпил чай.

Вот уже третий день, как Юрий почти все время думал о Ланской. Перелистывал свои дневниковые записи, ее. Схема романа определилась, и землетрясение никак не входило в планы Абрикосова. Странно. Раньше более спокойно относился к неожиданностям в сюжете, но сейчас сюжет диктовала Судьба.

Любой другой нормальный человек, наверное, сказал: «Я беспокоюсь, тревожусь за нее». Но Томкинс, видимо, уже не мог реагировать как «другой». Существует некий предел, запас прочности, и если человек его исчерпал, то перестает воспринимать происходящее как раньше: разумно, логично, целесообразно.

Во всяком случае, Абрикосов уселся и продолжил чтение дневника Сандры.

«20 июня, …вообще, может быть, его хочу. Только это ничего не значит. Я могу хотеть мальчика, но именно с ним никогда ничего не будет.

Странно, никогда не думала, что вести дневник – такое наслаждение. Даже не знаю, что интересней – писать или читать? Потому что Танька обожает слушать. Иногда, когда я читаю, Малевская даже про пирожное забывает.

Мне даже кажется, я ее отчима убить готова. Убить вообще-то я его хотела до 9-го класса. А летом, после восьмого эта история закончилась очень просто. Один рыцарь подъезжает к Малевской на белом коне и говорит: «Здравствуйте, Принцесса!». И продолжает: «Возьмите, пожалуйста, мое сердце. Оно так бурно бьется в этой могучей груди, что я опасаюсь за ее сохранность. Руки предложить не могу, но зато предлагаю пломбир». Милая моя Танюха растаяла еще быстрей, чем пломбир. Конечно, никакого белого коня не было, но были белые джинсы, широкие плечи, смуглый мальчик, вернувшийся из армии, и широкая белозубая улыбка. Не знаю, откуда, но на следующий день Игорь Турчанинов уже все знал, а на третий день отчим прямо с работы отправился в больницу и домой дяденька вернулся только через полтора месяца (сам «Турок» его не трогал).

Мною было проведено тщательное расследование и на допросе Т. Малевская «раскололась». Они посмотрели фильм «Золото Маккены» и гуляли. А перед тем, как идти домой, вдруг у Танюхи как-то само собой: «Б… как я его ненавижу!». Игорь: «Кого?». И тут Танечка, которая, считай, два года никому ничего, колется по полной программе.

Игорь-князь сидит и слушает лафстори о дяденьке и семикласснице. Дяденька хочет улучшить приемной дочери кровообращение и осанку. Требует раздеться и лечь на живот. Попросту говоря, отчим ее изнасиловал.

«…Летом хорошо, я сплю на балконе, хоть и комары. А мать, не знаю, наверное, делает вид, будто ничего не видит, но скорей всего просто боится. Он ведь, по правде говоря, и меня запугал. Да и пьет мама. Стала даже чаще, чем он».

Мне они нравились. Танечка и Игорь Турчанинов. Как-то очень изысканно смотрелись на сером, асфальтном ландшафте микрорайона: стройный юноша в белом костюме и хрупкая, в бело-розовом «горошке» ситцевом Таня. А потом он женился на Фаине – по пьянке. Сначала остался у нее ночевать. А потом и совсем.

Грустная это тема – несовпадение. Есть такая древняя песенка про несовпадения. Там слова мне нравятся: «Я за тобой следую тенью, я привыкаю к несовпаденью».

Вспомнила про Марту. Марта – моя собака, породы боксер, желтая, точнее песочного цвета.

Суббота.

Пока писала, думала про Олю Ланцеву. Мы все время ее больной обзываем, а Ланцева просто умна. А мы нет, вот и все.

14-го. Наверно, я отщепенец, моя милая осенняя лужа. Нет, я представительница слабого пола. Значит, не отщепенец. Я щепка? Щепка – некрасиво. Нет, я не щепка, глубокоуважаемая Татьяна Дмитриевна.

Ох, как завыть-заплакать хочется. Нет, это уже старость.

Неужели душа действительно есть?! Ведь все у меня в порядке. Что ж нехорошо-то так? Деньги есть. Мама предупреждена. Впереди десять дней безоблачного счастья. Вы позволите мне это маленькое преувеличение, мадам? Танюша, ведь Вы уже – мадам. Как там Париж, мадам? Видите, как все просто – только два аборта, и Вы уже мадам. А я не чайка, не актриса, и даже не щепка…

Этим летом было как-то очень плохо. А сейчас уже осень. Начало осени. А прошлой осенью все это началось. Поздней осенью началось, а ранней весной кончилось.

С конца зимы была как помешенная: иду по улице, вижу зеленую куртку, и сразу начинает мерещиться он. По пять раз на день догоняла очередное зеленое пятно, чтобы убедиться – не он. Хотя прекрасно знала – «Зеленая куртка» в Подмосковье. Человек, точней, который ее носит, владелец вещи. Имя не хочу называть. Вообще о нем не стоит помнить. А может наоборот? Два года дрожала из-за него, на телефон с утра до обеда молилась. Вдруг позвонит? Мне кажется, благодаря «Зеленой куртке» я выздоровела, излечилась.

Пожалуй, все-таки опишу, опишу. Я как Печорин путевые заметки пишу. Но сам Печорин мне не нравится. По-моему, блестящий офицер – чурбан. Такие есть деревянные рассуждалки.