Пленник ее сердца - Тесса Дэр Страница 73

– Поживем – увидим.

Полина оттащила герцога в сторону и прошептала:

– Грифф, этому не бывать.

– Почему?

– Сколько раз я должна указывать на очевидное? Вы герцог, а я служанка.

– Вы больше не служанка, а сегодня вечером предстанете герцогиней, красивой женщиной, которая знает себе цену. И я буду рядом с вами, счастливый и гордый.

– Но чем тут гордиться – притворством?

– Я не прошу вас об этом.

– Нет, просите. – Голос ее дрогнул. – Вы говорили, что я для вас кое-что значу: сказали, что я само совершенство и что вы не стали бы во мне ничего менять, даже если бы могли.

– Да, но…

– Но что? Вы ведь не собираетесь всему лондонскому высшему свету признаваться в том, что любите служанку из провинции, дочь безграмотного крестьянина, у которой сестра умственно отсталая?

Он не ответил. И это молчание было красноречивее любых слов.

– Нет. Вы хотите нарядить меня в роскошный наряд, прикрыть, как щитом, своим именем и сделать вид, что той подавальщицы из трактира, о которой все говорят, попросту не существует. Как будто вы стыдитесь меня. – Полина прижала руку к груди. – Я не могу скрывать правду.

– Я не прошу вас лицемерить, – теряя терпение, заговорил Гриффин, – а хочу, чтобы у вас была та жизнь, которой вы достойны, именно вы, такая, какая есть. – Да и не были вы обычной служанкой! Вы знаете наизусть не только любимые стихи, но и целую книгу по этикету. Вас не сломила жестокость, вы мечтаете и строите планы на будущее. И все потому, что в глубине души вы всегда знали, что достойны лучшей жизни. Я увидел в вас эту глубину в первый же день и не понимаю, почему вы не хотите, чтобы и остальные увидели в вас то же.

– Вы упрекаете меня в том, что я что-то утаиваю? Вы, с вашей запертой комнатой наверху?

Кровь отхлынула у него от лица. Быстро взглянув на мать, он едва слышно произнес:

– Это не имеет никакого отношения к…

– Еще как имеет! – Полина отступила на шаг к стене. – Вы просите, чтобы я доверилась вам, чтобы поверила в вашу любовь. Поверила, что вы никогда не станете меня стыдиться из-за моего низкого происхождения, из-за моей родни. Но как я могу верить вашим обещаниям, если даже собственной матери вы не хотите рассказать о ней?

Герцогиня шагнула к сыну.

– Гриффин, о чем она?

– Ни о чем.

Полина едва не вскрикнула.

– Да как вы можете!..

Если бы взглядом можно было прожечь, то Полина превратилась бы в пепел.

– Вы дали мне слово. Вы обещали. Прекратите это немедленно, или я никогда больше не смогу вам доверять!

Да, Полина испытала укол совести: слово ему она действительно дала и сейчас толкала его к опасной грани, но кто-то должен был это сделать. Сегодня последний день, когда ему еще можно помочь. Завтра будет поздно.

– Вы не рассказали ни одной живой душе о ее существовании, Грифф. А потом она умерла и сердце ваше разбилось на тысячу мелких осколков, но вы все равно никому ничего не сказали. Как могу я поверить, что вы защитите нас с сестрой? Откуда мне знать, что и Даниэлу не запрут где-нибудь, с глаз долой?

– Как вы смеете говорить, что я ее стыжусь?

– Тогда докажите мою неправоту! Ради бога, Гриффин! Любовь не должна быть постыдной тайной. Вы дали ей имя, но ни разу его не упомянули.

Глаза его метали молнии.

– Вы ее любили?

– Вы знаете, что любил! И сейчас люблю.

Полина едва не выкрикнула:

– Тогда скажите, как ее зовут.

– Мэри! – гневно повысил голос Гриффин, и эхо повторило это имя.

Полина молча впитывала его гнев, потому что знала: он никогда ей этого не простит, – но теперь хотя бы появилась надежда, что когда-нибудь, пусть не скоро, он исцелится.

– Ее звали Мэри, – повторил Грифф. – Мэри Анабел Йорк. Она родилась четырнадцатого октября прошлого года и умерла неделю спустя. Она прожила всего шесть дней, и я любил ее больше жизни. Вот так, черт побери!

Он отвернулся от Полины и в сердцах ударил кулаком по столу, а герцогиня подавила готовый вырваться крик, прижав ладонь к губам.

Полина бросилась к ней, испугавшись, что она не выдержит потрясения и упадет в обморок, и усадила в кресло. Она вновь и вновь повторяла слова сожаления и утешения, но сколько бы ни извинялась, что бы ни говорила, было ясно, что словами тут не помочь.

– Простите меня. Я так сильно привязалась к вам обоим, и мне ясно как день, что вы очень любите друг друга. Любите, но причиняете один другому боль. Прошу вас, поговорите. Вы можете возненавидеть меня, но вы нужны друг другу.

Гриффин с каменным лицом смотрел в окно.

– Я прикажу подать экипаж. Собирайте вещи и уезжайте. Немедленно.

– Я не хотела, чтобы все закончилось вот так, и надеялась, что мы расстанемся…

– Друзьями? – Грифф побарабанил пальцем по стеклу. – Если вы не верите, что я готов был все изменить, все бросить, перевернуть небо и землю ради того, чтобы удержать возле себя ту, кого люблю, даже если у нас была всего неделя? Тогда вы совсем меня не знаете. – Он пригвоздил ее к месту полным ледяного презрения взглядом. – Кажется, я заблуждался насчет вас.

Полина, попятившись, выбежала из салона и, не помня себя, бросилась по коридору в холл, но герцогиня окликнула ее:

– Стойте! Подождите…

Она лишь прибавила ходу. Что здесь еще можно сказать? Ничего бы все равно не изменилось.

Добежав до входной двери, Полина распахнула ее и застыла на пороге, буквально оглушенная ревом толпы.

О боже! Вся площадь перед домом была запружена каретами и народом. И каждый, рискуя свернуть шею, пытался заглянуть в дверной проем, чтобы посмотреть на нее, как видно. Лорд Делакур не преувеличивал: слух о ней ураганом пронесся по Лондону, и сейчас весь город собрался возле дома Халфордов.

– Вот она! Это она!

– Мисс Симмз! Это правда, что вы подавальщица?

– Пять фунтов за интервью!

Полина растерялась: вернуться в дом она не могла, не в силах взглянуть Гриффину в глаза, но и заряженная нездоровым любопытством толпа пугала не меньше. Даже если бы ее не разорвали на части, куда бы она пошла – без денег, практически без одежды, даже без обуви…

– Полина! – сквозь гул толпы прорвался вдруг знакомый голос. – Полина, это я, Сюзанна.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, Полина отыскала в толпе леди Райклиф, хотя и не сразу. Та дружески махала ей затянутой в перчатку рукой, да и ярко-рыжий ореол вокруг головы мог принадлежать только одной женщине в Англии.

Пока Полина продиралась сквозь толпу к той единственной, что не испугалась ей выказать поддержку, ее хватали за одежду, пытались заглянуть в лицо. Сюзанна, прокладывая себе дорогу локтями, тоже медленно, но верно продвигалась ей навстречу.