Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 72

Учитель, значит. Поляк! Ну что ж, Адам ведьзнал всего какой-нибудь десяток русских слов, поэтому ему бесполезно было ипытаться выдать себя за русского солдата. Хорошо придумано! Учитель пришел запомощью в русский лазарет, как многие из мирных жителей, раненных случайно илизаболевших. Можно не сомневаться, что Павлин, воротясь с молоком, не найдет«учителя» в приемной: тот, улучив минуту, сразу прошмыгнет туда, куда онбезуспешно пытался забраться через окно: в палату Зигмунда.

Юлия выскользнула за дверь и бесшумно полетелапо коридору, оглядываясь на приоткрытую дверь приемного покоя. У нее былисчитанные секунды опередить Адама и раньше его проскользнуть в комнатуЗигмунда. Там можно спрятаться за занавескою и все услышать, весь их разговор!Значит, те, кто послал сюда Зигмунда, устали ждать, пока он подаст о себе знак,и направили к нему человека на связь… А может быть, он забыл и о своихпредательских замыслах – точно так же, как о ней?

Она едва не зарыдала в голос, наконец-тоосознав, что все эти дни в ее душе жила затаенная надежда на порядочность,искренность Зигмунда, на то, что на нем нет греха предательства, а Вандаошиблась. Теперь эта надежда исчезла, причинив Юлии новую невыносимую боль.

Она оглянулась еще раз… И шмыгнула в палатуЗигмунда.

Длинные полосы лунного света тянулись из окна,ярко сменяясь густой тенью. Юлия постояла мгновение, вглядываясь в очертаниянеподвижных тел, и, нашарив занавеску, проскользнула в закуток, где лежаличистые халаты докторов, санитаров и прочая медицинская справа.

Она споткнулась, наступила на что-то твердое,подскочившее под ее ногой, отпрянула, услышав короткий стон, но тут же быласхвачена чьими-то сильными руками и так втиснута лицом во что-то мягкое, что немогла ни видеть, ни кричать.

* * *

Первая и самая ужасная мысль была, что ееопередил Адам, но это было невозможно, и она это прекрасно понимала. Потоммелькнула догадка, что Виктор Петрович пришел переодеться после операции, аЮлию схватил, чтоб не шумела и не беспокоила обитателей палат. Это, конечно,было бы замечательно, окажись правдой: Юлия была бы не наедине с врагами, аглавное, не она – другой стал бы свидетелем предательства, не она – другойоткрыл бы злодейские умыслы Сокольского! Но в одно мгновение ока Юлия поняла,что ошиблась: Корольков очень худой, просто тощий – у этого же человека широкаягрудь, крутые плечи, а руки – у них мертвая хватка. Юлия все-таки попыталасьвырваться, да напрасно: развернув ее спиною к себе и локтем прижав голову так,что она не могла пошевелиться, не рискуя сломать шею, он зажал ее кисти вдругой руке и, не выпуская их, осторожно сдвинул занавеску, через которую ониоба могли видеть каморку, топчаны со смутно различимыми на них фигурами спящих– и фигуру, бесшумно проскользнувшую в дверь.

Незнакомец крепко прижался к голове Юлии своимтвердым подбородком, и его с трудом сдерживаемое, горячее дыхание ерошило ейволосы. Она мимолетно удивилась, почему он так тяжело дышит, словно их короткоесражение совсем лишило его сил, но тут же обо всем забыла, наблюдая за Адамом.

Конечно, он не знал, что на второй кроватичеловек лежит в глубоком беспамятстве, иначе не осторожничал бы так: подкралсяк штабс-капитану, слегка отогнул краешек одеяла, вгляделся в смутном лунномсвете в его лицо, кивнул, обнаружив там другого, сделал два шага на цыпочках кпостели Зигмунда и замер над нею в настороженной позе.

Вот сейчас он протянет руку, коснется плеча,спящий проснется, они с Адамом обменяются несколькими торопливыми фразами – итот уйдет, как пришел, оставив Зигмунда продолжать шпионить у русских, оставивЮлию и того, другого человека свидетелями лжи и предательства. И короткое,отчаянное рыдание вдруг сотрясло Юлию от лютой обиды на судьбу, которая крепчецепей приковала ее к человеку бесчестному, недостойному, сперва вынудив броситьк его ногам первую страсть, а потом сделаться молчаливой свидетельницей гнуснойизмены. Слезы хлынули из глаз, затуманив все вокруг, и движения Адамапоказались ей какими-то расплывчатыми, нереальными: она словно бы во сневидела, как он что-то достает из-за пазухи, как замахивается, как сверкает вблеклом лунном луче лезвие… и медленно-медленно опускается, пронзая одеяловместе с человеком, свернувшимся под ним.

Короткий вопль отчаянного ужаса взорвалтишину, и Юлия не сразу сообразила, что это ее крик… А рука незнакомца большене зажимает ей рот. Он вообще больше не держал ее – одним неслышным броскомоказался рядом с Адамом, обрушил тому на голову его же костыль, прислоненный ктопчану, – звук удара показался Юлии столь же оглушительным, как ее крик.

Адам рухнул. Незнакомец покачнулся, будтосраженный незримой пулею, ноги его подогнулись, он попытался схватиться застену – и упал рядом с Адамом.

В коридоре послышались встревоженные голоса,распахнулись двери, вбежали со свечами Виктор Петрович, Павлин, еще какие-толюди…

Наконец-то оцепенение, сковавшее Юлию, прошло.Она выскочила из своего закутка, выхватила из рук Павлина свечку и ринулась кпостели Зигмунда.

Нож торчал в спящем по самую рукоятку, и новыйстрашный вопль Юлии заставил мужчин испуганно замереть. Она рванула шинель – иприжала руки к груди, выронив свечу, когда увидела на подушке не мертвое лицоЗигмунда, а комок какого-то тряпья.

Да и вся пронзенная Адамом «фигура» была нечем иным, как куклой из одеял и запасных докторских халатов.

Подбежал Павлин и торопливо захлопал попостели, затлевшей от уроненной свечки. Запах гари уже поплыл по комнате, аЮлия стояла столбом, пустыми глазами глядя то на постель Зигмунда, то наВиктора Петровича, подбежавшего к ней. Он шевелил губами, верно, говоря что-то,спрашивая, – Юлия не слышала ни звука.

Она схватила руку Виктора Петровича,державшего трехсвечник, и пригнула ее низко, к двум неподвижно лежащим телам.

Лицо Адама – искаженное недоумением, болью,залитое кровью. Это зрелище не вызвало в ней ни малейшего трепета. Но когдаосторожно перевернула тело незнакомца… – почему незнакомца? Она ведь знала,кого увидит! – когда осторожно перевернула недвижимое тело Зигмунда ивгляделась в безжизненные черты, слезы хлынули у нее из глаз. Причитая ивсхлипывая, Юлия припала к нему, обняла, быстро, мелко целуя ненаглядное,похолодевшее лицо, что-то шепча бессвязно, и громом небесным показался внезапнопрорвавшийся сквозь ее оцепенение изумленный голос Королькова:

– Да пойму ли я, что все это значит, чертвозьми?!

Если бы кто-то смог это объяснить заодно иЮлии…