Ваниль и шоколад - Звева Казати Модиньяни Страница 72

Подруги перебрались в «Гранд-отель». Доната получила номер рядом с Пенелопой. Пока она распаковывала чемодан, Пенелопа вышла на балкон. О чем бы она ни пыталась думать, ее мысли неизменно возвращались к Мортимеру. Она хорошо изучила его привычки и маленькие чудачества. В любой час дня она могла точно сказать, где он находится и чем занимается. Просыпаясь по утрам, она думала: «Он уже в больнице, делает обход», а засыпая вечером, говорила себе: «Он уже спит» – и видела его лежащим в постели, которую столько раз делила с ним, занимаясь любовью. Он спал, повернувшись на бок, положив правую руку – сильную, красивую руку хирурга с точеными пальцами – на подушку. Длинные ресницы были опущены. Ей даже казалось, что она слышит его размеренное дыхание.

Профессор был прав: она не дала ему уйти. Из соседней комнаты до нее доносился голос Донаты, говорившей по телефону со своей матерью.

– Успокойся. Я в Чезенатико вместе с Пепе. Побуду здесь пару дней, потом вернусь. Позаботься пока о девочках. Нет, они не знают и не должны ничего знать. Нет, он не посмеет позвонить. Ну конечно, мама: нет худа без добра. Жизнь полосатая, бывает черное, бывает и белое. Позови Лавинию.

Пенелопа слышала, как несчастная Доната изобретает отговорки, чтобы скрыть от дочерей правду. Горничная тем временем подала на балкон липовый отвар.

Разлив его по чашкам, Пенелопа позвала подругу:

– Иди сюда. Сядь, выпей и постарайся немного успокоиться.

– Хотела бы я посмотреть, что бы ты делала на моем месте, – нервно проговорила Доната.

– Мое положение не лучше твоего.

– Ой, ради бога! Ты хотя бы не делила постель с извращенцем. А я с ним спала! И ничего не знала! – истерически выкрикнула Доната.

– Как ни смотри, измена есть измена, – лепетала Пенелопа, впрочем, не меньше подруги обескураженная.

На самом деле она была потрясена рассказом Донаты, но изо всех сил старалась придумать что-нибудь ей в утешение. Но Доната ее не слышала, захваченная своими переживаниями.

– Он обманывал меня, наших дочерей, родственников, друзей. Образцовый муж, которым я так гордилась, а вы все мне завидовали, оказался гомосексуалистом. Ты хоть представляешь, каково это – узнать, что твои дети родились от дегенерата?

– При чем тут дегенерат? – изумилась Пенелопа. – Какой же Джованни дегенерат?!

– А кто же он?! Он извращенец, ублюдок!

– Прекрати, а не то я пропишу тебе чудодейственные «капли Баха». Ты раздаешь их своим клиентам, а сама не хочешь попробовать? – Пенелопа попыталась обратить разговор в шутку.

– Вот уж от юмора ты могла бы меня сейчас избавить, – обиделась любительница астрологии. – Мне сейчас не до шуток, Пепе! Неужели ты сама не понимаешь?!

– Прости меня, Диди, – Пенелопа назвала подругу старым прозвищем, бывшим у них в ходу еще в детстве. – Я только хотела снять напряжение. Но я хорошо понимаю твое отчаяние. Мне все еще не верится, что Джованни действительно гомосексуалист. Мне казалось, что он не того типа.

– Тем не менее это так. Мне бы догадаться двадцать лет назад! Как он настаивал на «целомудренной помолвке», как ложился ко мне в постель по расписанию, будто это у него, а не у меня «критические дни»! Какую брехню нес, чтобы не оставаться со мной! И вот теперь я спрашиваю себя: зачем? Зачем он на мне женился, зачем притворялся образцовым мужем, зачем так долго и трусливо лгал? Вот что приводит меня в отчаяние!

Она начала в подробностях рассказывать Пенелопе о том, как случайно накрыла мужа, вернувшись домой с астрологического конгресса на день раньше, чтобы сделать ему сюрприз. Девочек дома не было: выходные они всегда проводили у дедушки с бабушкой. Доната уже предвкушала, как они с Джованни проведут вместе феерическую ночь. Она точно знала, что найдет его дома, так как по дороге позвонила ему по сотовому.

– Я работаю над проектом рекламного плаката для «Буитони», – сказал он. – Ты же знаешь, когда дома никого нет, мне тут работается лучше, чем в агентстве.

Она вошла в квартиру на цыпочках, убежденная, что найдет мужа в кабинете, с головой погруженного в работу. Оказалось, что повсюду темно, только из-под двери спальни пробивалась слабая полоска света. Доната распахнула эту дверь, и ей показалось, что она видит кошмарный сон. Ее муж Джованни и Мариано Дзеньи, молодой Аполлон из теннисного клуба, были поглощены выполнением гимнастического упражнения – настолько замысловатого, что у древних греков вряд ли хватило бы фантазии запечатлеть его на какой-нибудь амфоре. И все это происходило на священном супружеском ложе. Они были так увлечены своим занятием, что даже не заметили ее появления.

Доната отчаянно закричала. Застигнутые врасплох любовники, так и не успев расцепиться, смотрели на нее как на привидение. Схватив первое, что попалось под руку, – брошенные на стуле плечики для одежды, – Доната принялась наносить удары. Она кричала, не умолкая, выплескивая в надсадном вопле все свое отвращение, боль, словно стремилась ударами и криком изгнать из памяти мерзкую сцену, разрушившую ее жизнь. Двум мужчинам едва хватило сил остановить бьющуюся в истерике женщину. В конце концов тренер по теннису потихоньку улизнул, а Джованни, увидев, что его жена обессилела, признался, что обманывал ее с самого первого дня: связи с мужчинами начались у него еще до знакомства с ней.

– Но это не значит, что я не люблю тебя и наших дочерей, – сказал он. – Вы моя семья, и я вас обожаю.

– Но почему? Ради чего ты разрушил мою жизнь? – Доната, не переставая, задавала ему один и тот же вопрос, на который у Джованни не было ответа.