Уровень. Война - Вероника Мелан Страница 71

Сколько она рыдала? Сколько проклинала его? Сколько проклинала себя за то, что не вспомнила раньше? Сколько сидела у стены, держа в руках парик, чувствуя, как по щекам прорисовываются жгущие кислотой дорожки, а грудь разрывает от боли.

Ее предали. Не просто предали – насмехались над ней, дурочкой, заставили жить под одной крышей с ненавистными ей людьми…

Да, она не помнила. Но они. Помнили.

Эльконто и доктор. Они помнили все от начала и до конца. С того самого дня, как она очнулась в чужой кровати…

Кормили ее пилюльками, рассказывали, что она поправится, что все вспомнит. Они всерьез надеялись, что когда память вернется, Ани пожмет им руку? Кивнет, поблагодарит и все поймет? Или хотели, чтобы она не вспомнила никогда?

Чего вообще они хотели?!

В этот момент, как никогда прежде, жизнь показалась ей несправедливой. Можно мстить честно, можно бить в грудь или даже по затылку, но зачем наматывать на кулак человеческие чувства? Зачем издеваться над инвалидом? Пользоваться случаем, врать ему, окружать фальшивой заботой?

Ани никогда не была паинькой – она жила, как умела – щадила или убивала, но всегда имела на то причины. Пусть ошибочные причины, и пусть в конце пути она за все поплатится, но чтобы вот так? Изощренно, бездушно, с умыслом…

Три недели… Три недели…

Она гуляла с его собакой…

Она училась готовить умеренно прожаренный стейк…

Радовалась, когда он улыбался…

Все то, что ожило внутри, распустилось и зацвело за последние три недели, вдруг почернело и увяло; цвета эмоций из ярких сделались земельно-серыми, а бледное лицо превратилось в застывшую маску.

Когда из часов раздался знакомый голос, вопрошающий, все ли в порядке, Ани не моргнула, не пошевелила рукой и не шелохнулась.

* * *

(Ange – Some Day (Perception Of Sound remix))

Она не отзывалась, казалось, целую вечность.

Десять, пятнадцать минут? За это время можно было обойти дом раза три сверху донизу – обшарить каждую комнату и благополучно вернуться с рукописно выполненным отчетом. Черт, ну, где же ты, Ани? Где? Что такого могло случиться, чтобы ни звука, чтобы могильная тишина?

– Ани? Где ты? Где? Куда ты потерялась?

Он чувствовал себя злым, бессильным и бесполезным. Звенел, как призрак, цепями, ранил собственные запястья, но все равно продолжал дергать наручниками, надеясь, что труба вывалится из стены. Хотя, что толку? Дверь все равно заперта.

– Ани, отзовись, Ани…

Может, сломались часы? Может, вопреки словам Бернарды о том, что заряда хватит на годы, в них села батарейка? Неужели, сейчас? Так не вовремя?

– Ани… Ани…

Почему она молчит? Почему?

– Ани, ядрит тебя за ногу! Да отзовись ты уже!

Дэйн почти подпрыгнул, когда от браслета раздалось знакомое шипение. Он тут же прекратил двигаться, застыл, даже перестал дышать, лишь бы не пропустить ни звука, прижался ухом к руке и с надеждой спросил:

– Ани, ты меня слышишь? Что случилось там, Ани?

Шипение повторилось, а затем раздались слова.

– Представляешь, мне даже делать ничего не нужно. Ты сгниешь там, а я останусь жить в твоем доме, с твоей собакой. Не ирония ли судьбы?

Он похолодел от макушки до кончиков пальцев, потому что узнал этот голос, этот тон… принадлежащий «другой» Ани. Почти наяву увидел ее остекленевшие глаза и равнодушное, совсем, как тогда, лицо.

– Черт, нет… Нет!!!

Очередной удар кулаком по стене не дал ничего, кроме ободранной кожи и желания выломать эту трубу с корнем. Создатель, нет, только не сейчас. Не сейчас, пожалуйста! Многие часы и дни он боялся этого момента – возвращения ее памяти, – но тот случился именно сейчас. Почему? Господи, за что?!

– Ани… это не то, что ты думаешь…

– Умри там.

– Нет, Ани… послушай…

– Очередную ложь? Ты тварь, Дэйн. Поганая сволочь… Ты не только испортил мне жизнь, ты еще и играл со мной три недели. Три недели, представляешь? Я жила и верила тебе, ждала тебя с работы, готовила тебе еду… – Последние слова она выплюнула с таким презрением, будто кормила не человека, а уродливого, вонючего и истекающего соплями монстра. – Использовал меня, Дэйн, да? Вот только зачем?

– Я не использовал…

– Да, расскажи мне теперь…

– Ани, я всего этого не хотел…

– А уж я-то как не хотела. Только, вот, у меня не было выбора. А у тебя был. Был.

– Это был не мой выбор!

– Плевать.

Никто не смог бы сказать «плевать» равнодушнее, чем она в тот момент. Сказать это настолько блекло, что Дэйн понял – не будет ни помощи, ни прощения, ни пощады. Внутри собственной головы она подписала ему приговор. Ему и, возможно, Стивену…

Создатель, почему, ну почему так?

Эльконто сидел, упершись спиной в холодную стену – на штанах грязь, на руках кровь, в голове вина. Жаль, что «новая» Ани вернулась так быстро, жаль, что заняла оборону так прочно – с ней не договориться, не объяснить. Теперь, даже если он выживет, она не даст ему ни единого шанса, не пустит к «старой» Ани. Там, в его доме сейчас находится незнакомая и недобрая женщина.

Без шансов. Погано.

Но он должен попробовать все объяснить, даже если это будет последним, что он сделает в жизни.

Они оба сидели, разделенные многими километрами, незримые в невидимом зеркале отражения друг друга – оба в пустых комнатах, оба на полу, оба истерзанные и раздавленные случившимся. И говорил Дэйн – говорил долго, почти без конца, сбивался, повторялся, но старался не умолкать. Главное, не умолкать, и тогда, может, слово, хоть какое-то слово…

– Если бы я понял тебя тогда, когда ты сидела связанная. Но я не понял, потому что ты говорила обрывисто и постоянно меня обвиняла. И я бы объяснил тебе все еще тогда. Что не было «Войны», точнее, что да, она была, но была по ошибке, что случился сбой в системе, что ты не должна была выйти наружу…

Черт, он плел не то, он путался и, кажется, сам рыл себе могилу.

– Нет, Ани, все верно, что ты вышла наружу, но все случилось не так. Бл№:я, если бы я понял тогда, не было бы всего того, что случилось позже, я не ударил бы тебя, а ты бы не потеряла память. Я просто показал бы тебе эту Ивон, доказал, что она жива, что все они живы… Это только ты стала исключением. Понимаешь, никто кроме тебя не доходил до портала, никто…

Ани-Ра, прижавшись затылком к бетону, слушала доносящиеся из крохотных часов слова, а мысли ее плавали где-то далеко – в черных ночах, наполненных грохотом и дымом. В этот момент она видела не стену, а собственные окровавленные руки, держащие винтовку, грязные на ногах ботинки, чувствовала холод в ступнях – они снова перебирались вброд, вымокли, а огня не было, огонь нельзя было зажигать – увидят солдаты…