Праведник поневоле - Мэдлин Хантер Страница 71

Однако Джулиану Хэмптону уже давно все было известно: он хорошо знал Милтона и, будучи его адвокатом, мог без труда изучить не только бумаги, но и все остальное, когда оказывался в его кабинете в Лондоне или в Леклер-Парке.

Заметив в дверном проеме профиль человека, о котором шла речь, и представив возможность предательства со стороны друга, Верджил почувствовал отвращение.

– Хэмптон был знаком и с Каслреем, и с лордом Фэрхоллом. – Адриан говорил небрежно, но довольно решительно, точно сознавая, что неприятного разговора не избежать.

– Ты тоже вращаешься в этих кругах, Бершар, и у тебя гораздо больше возможностей, чтобы собрать сведения. Я знаю этого человека, больше того, знаком с ним с детства. Он не замешан в политике и из случая с Милтоном тоже вряд ли мог извлечь какую-либо выгоду.

– Я верю, что у него нет политических мотивов, но не имею понятия о том, какие у него убеждения и есть ли они у него вообще.

Адриан это верно подметил. Нельзя сказать, что Хэмптон на каком-либо поприще заметно проявил себя, и знание его характера у Верджила было скорее интуитивным, чем основанным на каких-либо пространных дискуссиях с ним.

– Все же я более склонен подозревать Найджела Кенвуда, – задумчиво произнес Верджил. – Я порасспрашивал о нем в Суссексе. Все эти годы он не жил во Франции постоянно, приезжая в Вудли, по крайней мере, несколько раз в год, и даже как-то сопровождал Адама, когда тот появлялся с визитами в Леклер-Парке.

– Эта версия притянута за уши. К примеру, с Каслреем он никак не связан.

– Нам об этом неизвестно. Кроме того, есть кое-что еще. – Верджил некоторое время колебался, прежде чем открыть Адриану эту часть своего расследования, боясь, что тот неправильно его поймет. – Думаю, если Каслрея шантажировали, то использованная для шантажа информация имеет отношение к моей семье, то есть к Милтону.

Адриан застыл на месте. Он молча стоял в ожидании продолжения, глядя перед собой на тропу, ведущую в сад.

– Мой брат имел более тесную дружбу с министром иностранных дел, чем я предполагал; они даже вели оживленную переписку, – продолжил Верджил. – Когда вы с Веллингтоном завели со мной разговор об этом, я солгал вам: в тех письмах, которые я видел, содержались по большей части политические дискуссии. Позже я перечитал их. Так вот, если кто-то задумал истолковать их по-своему, имея в распоряжении другие доказательства, свидетельствующие не в пользу моего брата и делающие подобное истолкование возможным. Вероятно, существовало еще какое-то письмо, которое могло быть использовано в неблаговидных целях.

– Насколько неблаговидных?

– Сомневаюсь, что это письмо само по себе имело какое-то особое значение, но его было достаточно, чтобы сокрушить еще одного человека.

Адриан не шелохнулся. Когда отец лишил его наследства, Каслрей обеспечил ему место, а потому преданность Бершара покойному министру иностранных дел была совершенно понятна.

– Давай поговорим начистоту, Леклер. Мы ведь сейчас обсуждаем не политические интриги, верно?

– Да.

– Значит, письмо к Милтону, которое ты нашел в бумагах Адама Кенвуда, не от какого-то радикала и не свидетельствует о том, что Милтон увяз в этих интригах глубже, чем можно думать. Шантаж касался его личной жизни.

– Да.

– А теперь ты ведешь речь еще о каких-то других письмах, которые Каслрей посылал твоему брату.

– Нет. Я говорю, что выражение дружбы между мужчинами, которое обычно не значит ровно ничего особенного, может быть использовано для шантажа. Я говорю, что, если задаться целью, можно усмотреть в этих письмах нечто большее, чем выражение дружбы. Этого было довольно, чтобы заставить Каслрея заволноваться, особенно если разум его к тому времени уже помутился.

Адриан скрестил руки на груди.

– Черт!

– Я сообщаю тебе это, безусловно рассчитывая на твою скромность.

– Да, черт побери. У тебя есть какое-то предположение насчет того, кого мы ищем?

– Возможно, это не один человек. Теперь мне известно, что в деле замешана женщина.

В кромешной ночной тьме Верджил не увидел, а почувствовал на себе пристальный взгляд Адриана.

– Если был подобный сообщник, то участие молодого Кенвуда, конечно, очень вероятно. Кто она?

– Пока не знаю, но скоро выясню. – Верджил долгое время пытался убедить себя, что нет надобности расширять поиск и дело возможно распутать, оставив нерешенной столь неприятную часть головоломки. Однако чтобы узнать правду, ему придется пойти на все.

– Если твои подозрения верны, Леклер, и кто-то мог таким образом очернить имя покойного министра иностранных дел, истина не должна выйти наружу. Об этом нужно позаботиться не только в память о нем, но и ради его семьи.

– Ты будто повторяешь слова Веллингтона.

– А это и есть слова Веллингтона. Каслрей представлял нашу страну после разгрома Наполеона, и его репутация неизбежно связывается с репутацией Британии в Европе. Его смерть не разрушила эту связь.

– Так вот в чем заключается твоя миссия, Адриан! Ты стараешься, чтобы на его имя не пала тень? Раз так, то Веллингтон, должно быть, догадывался, где искать ответ.

После непродолжительного молчания Адриан медленно проговорил:

– Перед смертью в разговоре с Веллингтоном Каслрей упомянул, что кто-то объявил ему об имеющемся письме, способном уничтожить его. Он намекнул на то, что письмо именно такого свойства, о котором ты говоришь, и может быть неправильно истолковано.

– Нам следовало поговорить обо всем открыто еще тогда, в Леклер-Парке, это сэкономило бы время.

– Никто не может обвинить нас в том, что мы избегали подобных разговоров. Ведь сейчас мы не уклоняемся от темы, верно?

Они направились к дому и через открытую дверь услышали какую-то реплику Сент-Джона, за которой последовал ответ Хэмптона. Все сидевшие за столом разразились хохотом.

– А что будем делать, когда найдем шантажиста? – Виконт прищурился.

– Я хотел спросить тебя. Что ты собираешься делать, выяснив личность этого человека? Дашь показания против него под присягой?

Верджил давно задумывался об этом – еще до того, как Веллингтон проявил интерес к этому делу, и до встречи с Бьянкой. Какими бы ни были причины самоубийства Милтона – политическими или личными, он решил, что суда над шантажистом не будет. Тайна Милтона останется в семейном склепе Леклер-Парка, а имя того, кто причастен к его смерти, ждет забвение.