Что мне делать без тебя? - Ирина Лобановская Страница 70

— До сих пор они назывались светофором! — сказал шофер и с большим интересом осмотрел Полину с ног до головы.

— Разве это продают в супермаркете? — спрашивала она Левона, рассматривая банку консервированных ананасов.

— Да мы с тобой сколько раз их там видели! — смеялся Левон. — Ты что, забыла?

— Забыла, — равнодушно отвечала Поля.

В своей комнате она пела, смеялась, разговаривала сама с собой. Сначала Олеся, прислушиваясь к ней, сжималась от ужаса, но потом привыкла и перестала обращать внимание. Обедая или ужиная с матерью и Кареном, Полина не слышала и не видела их. Обращаться к ней приходилось по два-три раза: Поля сидела, апатично уткнувшись в свою тарелку, которую тоже, впрочем, не слишком замечала.

Когда-то пятнадцатилетний Карен быстро понял все и стал относиться к ее поведению как к самому обычному: иначе было невозможно. Левон вообще не находил в Полине ничего странного и противоестественного. Он тоже, как старший брат, безоговорочно принял ее такой, какой она была, с одной лишь разницей: брат хорошо знал, какой она была, а Левон — нет.

И сейчас, когда Полине исполнилось шестнадцать и она уже, вероятно, с упоением занималась любовью, Карен отлично понимал, чем опасно ее отделение от матери. И все же… Серьезной проблемы, на его взгляд, это не представляло, а ежедневно наблюдать, как Олеся то и дело вздрагивает от его поцелуев и испуганно смотрит на дверь… Нет уж, увольте! И Карен, конечно, безошибочно угадал про занятия Полины. Она спуталась с теннисистом через две недели после начала тренировок.

Стас нисколько ей не нравился. Просто не казался неприятным — и все. Полину томило любопытство, оно сжигало, донимало ее. Ей было интересно, а интерес может стать навязчивым до изнеможения, если не найти способ его удовлетворить. Способ она нашла и, естественно, ожидала теперь спокойствия. Однако этого не произошло. Стас часто приходил в ее новую квартиру и вскоре стал чем-то вроде неодушевленного предмета. Он, правда, смеялся, говорил, ел, обнимался, но был слишком далеко от нее. Увидев ее мгновенное и резкое охлаждение, Стас страшно удивился: он считал себя замечательным мужчиной и чтобы какая-то сопливая девчонка, которая отдалась ему почти сразу же, к нему остыла?! Нет, такого с ним еще не бывало! Тренер был искренне возмущен и серьезно обеспокоен. В чем дело? Он ее не устраивает? Полина не развеяла его сомнений. Возможно, устраивает, возможно, нет, она сама ничего не знает об этом.

— То есть? — не понял он. — Ты не хочешь со мной разговаривать?

— О чем с тобой можно разговаривать? — безразлично спросила Поля. — С тобой можно только развлекаться.

— Тебе этого мало? — запальчиво спросил оскорбленный в своих чувствах теннисист.

Полина посмотрела с беспредельным удивлением.

— Этого каждому мало, — объяснила она, как ребенку. — Нужно кое-что еще, но ты, видно, ничего подобного не понимаешь.

Быстро зашедшие в тупик отношения, тем не менее, продолжались. Полина вообще оказалась неспособной начать что-либо самостоятельно и самостоятельно оборвать. Она безвольно и равнодушно следовала за течением событий.

Двигалась Полина заторможенно, вяло, профессионально отработанной походкой манекенщицы — память о Мэри. Рассеянная, блуждающая, размытая улыбка постоянно бродила по ее лицу, не затрагивая глаз и ничего не выражая. Мимикой она не владела, редко использовала слух и зрение, еще реже обращалась к остальным чувствам и предпочитала одно лишь ей ведомое шестое. Полина не интересовалась ни учебой, ни работой, ни своей будущей профессией. Ее не волновало, чем она будет заниматься: не все ли равно? Она безмятежно играла целыми днями в теннис. Все качества матери были в ней гипертрофированы и доведены до предела. Казалось, еще чуть-чуть — и они перейдут границу допустимого. Что произойдет тогда, Олеся думать боялась. Ее тихая, незаметная, не доставляющая в детстве ни забот, ни хлопот девочка…

Олеся уступила настойчивому требованию Карена и отделила Полину. Стоило также принять его второй совет и пригласить теннисиста в дом. Олеся решила поговорить с отцом, которого в последнее время видела редко. Глеб очень ей обрадовался.

— Девочка моя, — ласково сказал он, внимательно глядя из-под очков, — я так давно не сидел с тобой рядом! Ты бы хоть иногда снисходила до отца и забегала к нему на полчасика.

— Я постараюсь, — Олеся почувствовала себя виноватой. — Мне нужно поговорить с тобой о Полине.

Глеб досадливо поморщился.

— Я люблю Полину, моя девочка, но не люблю о ней беседовать. Это больная тема. Ну раз уж ты приехала, давай попробуем. — Отец подвинул Олесе блюдо с фруктами. Юрате в доме давно не было видно, и Олесю такое положение дел устраивало. — Так что же происходит с Полиной? Ты восхитительно выглядишь! Видимо, отсчет твоих лет странным образом двинулся в обратную сторону.

Олеся отмахнулась. Сейчас ей не до комплиментов.

— Полина выросла! — торжественным тоном сообщила она.

— Да что ты говоришь?! Какое удивительное открытие! — Глеб сдвинул на нос очки. — И как давно ты это обнаружила?

Олеся возмутилась.

— Перестань смеяться, папа! Ты на редкость похож на Карена: там один, здесь другой! Вы оба мне смертельно надоели!

— Подобная проблема решается очень просто, — объяснил поэт. — Надоевшие вещи выбрасывают! Сначала одну, потом другую.

— Ну, хватит! — закричала Олеся. — С вами просто невозможно разговаривать! Полина спуталась с тренером по теннису, и я не знаю, что делать!

Глеб удивился по-настоящему.

— А почему тебе всегда хочется немедленно вмешаться? На мой взгляд, это лишнее. Посиди спокойно, позанимайся собой и своими делами. Пусть он ее немного потренирует без тебя.

— Ты считаешь, что дочерью интересоваться не нужно? — запальчиво спросила Олеся.

Его дурацкие остроты доводили ее до неистовства.

— Видишь ли, моя девочка, ты и сама точно так же когда-то считала, — вполне резонно заметил Глеб. — И напрасно ты пересмотрела свою точку зрения. Как раз та была правильной.

— Карен тоже говорит, что вмешиваться не стоит, — мрачно буркнула Олеся.

— Ну, если даже Карен так говорит, я просто тебя не понимаю! — отец развел руками. — Купи себе новое платье! Если хочешь, я могу тебе его подарить.

— Я ничего не хочу! — крикнула Олеся. — Все только смеются! Ты сам прекрасно знаешь, что Полина ни о чем не рассуждает!

— Но ведь и ты тоже, — спокойно возразил Глеб. — Но я старался не лезть в твои дела.

— Ты плохо старался и очень даже возникал, забыл? — уличила его Олеся. — Но ты — это ты, а я — совсем другое дело! Каждый человек индивидуален!

— Жизнь, как я вижу, тебя ничему не научила! — философски заметил Витковский, покачав головой. — Ты по-прежнему пользуешься расхожими истинами и банальными аксиомами. Что такое твоя пресловутая индивидуальность? В сущности, ничего. Чувства и желания у всех одни и те же: каждый хочет есть, спать, любить, общаться, зарабатывать деньги, каждый хочет быть в тепле, мире, уюте и не болеть. Какая тут индивидуальность? Где она, покажи мне ее, если я сам никак не могу разглядеть!