Мой талисман - Татьяна Романова Страница 70

– Ну, какое влияние может быть рядом с императрицей, ведь муж открыто игнорирует ее, – скептически ответил князь, и Наталья с радостью отметила, что он не отверг ее предложение сразу, а как будто взвешивал его.

– Вы не правы, ваша светлость, буквально на днях произошел перелом в их отношениях. Императрица послала Софи Нарышкиной свой портрет и благословение, государь был так растроган, что теперь очень любезен с женой и каждое утро приходит поздороваться с ней. Вы видели, как он был нежен с ней на балу?

– Да, это все заметили, но не знали, в чем причина перемены, – протянул Ресовский, – а дело вот в чем… Мудрый шаг. Я и не знал, что императрица так умна.

Камер-фрейлина подумала, что эта дурочка Елизавета Алексеевна сделала этот жест, вовсе не думая, а просто по доброте своего сердца, но говорить об этом не стала, сейчас она хотела получить ответ на свое предложение. Женщина внимательно посмотрела на собеседника и спросила:

– Ну, как, князь, поможете мне с выбором?

– Я подумаю и сообщу вам свое мнение через несколько дней, – ответил Ресовский. – Я думаю, мы найдем подходящий для вас вариант. А сейчас позвольте откланяться. Я вижу, что мой министр собирается уезжать, пойду, попрощаюсь.

Молодой человек поклонился и отправился вслед за Голицыным, а камер-фрейлина, выйдя через боковые двери, пошла к себе в комнату. Сикорская была очень довольна. Как удачно все сложилось! Князь понял ее совершенно однозначно и не отказался обсуждать предложение. Конечно, они не ровня по знатности происхождения, но Ресовского гонит к ней приворот, да и родственные связи с Аракчеевым молодого человека явно впечатлили. А что касается цифры в пятнадцать тысяч, то через полгода у нее будет такая сумма. Сикорская вспомнила, что она уже давно не ездила к мадам Клариссе, а вещей собралось достаточно. Нужно будет завтра же отпроситься у гофмейстерины и поехать к старой француженке. Спросить у той, почему княжна Черкасская, которой старуха обещала скорую болезнь, а потом смерть, выглядит такой цветущей. Нужно забрать у француженки двести рублей, раз она не справилась с заговором на девчонку.

Задумавшись, женщина свернула в коридор антресольного этажа и в изумлении остановилась. Дверь ее комнаты была распахнута настежь, а сама комната ярко освещена. У стола стояла императрица со своей мерзкой комнатной собачкой Розой на руках, рядом с ней, сильно жестикулируя, что-то быстро объясняла гофмейстерина, а около шкафа, где Наталья прятала украденные вещи, стоял начальник караула дворца полковник Ольховский. Сикорская застыла в оцепенении, боясь выдать свое присутствие. Она услышала, как полковник громко сказал императрице:

– Ваше императорское величество, дело совершенно ясное: ключи от кладовой были только у двух дам, замки не взломаны, тем не менее, из кладовой давно пропадают вещи – ее превосходительство гофмейстерина советовалась со мной, что делать. Когда обнаружили серебряный флакон на полке буфета, я начал расследование, установил слежку за кладовой и выяснил, что в этом месяце ее посещала только камер-фрейлина Сикорская. Сегодня, когда из-за собачки мне пришлось вскрыть дверь в эту комнату, я даже не надеялся, что мы найдем доказательства моей правоты, но умное животное помогло нам.

– Самое ужасное, что в шкатулке лежат драгоценности, которые я отправляла ювелиру, подозрение специально наводили на достойного человека, – воскликнула Елизавета Алексеевна, – это невозможно простить! Эта женщина должна немедленно покинуть дворец. Мне все равно, что скажет Аракчеев, я сама поговорю с государем.

Животный ужас, накрывший Сикорскую при одном упоминании имени грозного кузена, зажег огнем ее внутренности. Нужно было немедленно бежать! Она сделала шаг назад, надеясь уйти незамеченной, но ее легкое движение привлекло внимание собачки. Роза повернула головку в сторону коридора и залаяла. Наталья с отчаянием подумала, что ее светлое шелковое платье хорошо видно в темноте коридора, и осталась на месте, поняв, что экзекуции не избежать. Полковник Ольховский стремительно двинулся ей навстречу и, взяв за руку, потащил за собой в освещенное пространство комнаты.

– Извольте объясниться, сударыня, – рокотал он, подводя Сикорскую к императрице. – Откуда в вашем шкафу вещи, принадлежащие ее императорскому величеству?

– Я ничего не знаю, мне их подбросили, – твердо сказала Сикорская, как всегда в минуты крайней опасности обретая хладнокровие. – Я не знаю, кто меня оболгал и кто подбросил мне эти вещи, но я буду жаловаться Алексею Андреевичу.

– Вы сейчас же покинете дворец, – сказала Елизавета Алексеевна. – Полковник проследит, чтобы вы взяли только свои вещи. Вам предоставят экипаж, чтобы вы смогли доехать до того места, где вас примут. Это все!

Императрица повернулась и вышла из комнаты, неся на руках собачку. Гофмейстерина поспешила за ней. Полковник отпустил руку Натальи и сказал:

– Собирайтесь, у вас четверть часа. Берите только то, что сами сможете унести, остальные вещи вам пришлют по адресу, который вы сообщите.

Сикорская молча подошла к шкафу и вынула темный вдовий салоп, она натянула его поверх бального наряда, связала в узел пару повседневных платьев, несколько рубашек и юбок. Она сменила бальные туфли на крепкие кожаные ботики и, посмотрев на полковника, сказала:

– Я готова. Вы сами проводите меня до экипажа?

– Так точно, – буркнул полковник.

Он нес ее узел, и Сикорская сквозь ресницы видела, как он рассматривает ее, по-видимому удивляясь спокойствию женщины. Наталья про себя усмехнулась: если бы ее провожатый знал, что все золото, которое она добыла, продавая вещи императрицы, зашито в подкладку старого вдовьего салопа, бравый полковник приказал бы его оставить, а так она спокойно уносила с собой почти десять тысяч рублей. Ольховский вывел ее в караульное помещение и велел заложить лошадь, чтобы отвезти даму туда, куда она пожелает.

Он подал Сикорской узел, когда та села в санки, и, развернувшись, ушел обратно во дворец. Наталья могла поехать только в один дом, двери которого не захлопнулись бы сейчас перед ней, и она велела ехать на Охту. Было уже почти три часа ночи, когда женщина, отпустив сани, вошла в дом мадам Клариссы. Бросив узел в прихожей, она привычно прошла по темным коридорам и толкнула знакомую дверь. Свечи ярко горели, освещая роскошную гостиную. Мадам Кларисса сидела одна. Сегодня она была без своего великолепного рыжего парика, и Сикорская усмехнулась, увидев совсем седые жидкие волосы на голове француженки.

– Какая гостья! – удивилась мадам Кларисса. – Вы, видно, почувствовали, что я уезжаю, приехали проститься?

– Да, я почувствовала, что мне нужно увидеться с вами, – солгала Сикорская, пытаясь сообразить, что же ей теперь делать.

– Спасибо вам за доброе отношение, – кивнула мадам Кларисса, – хорошо, что мы попрощаемся, я буду вспоминать о вас. Девочки уехали вчера, а я выеду на рассвете.

– А на кого дом оставите, или вы его продали? – удивилась Наталья.

– Нет, не продала. Не знаю, как жизнь сложится, может быть, еще вернусь сюда, – объяснила француженка. – Кто флигель занимает, вы знаете. Он и за домом присмотрит.