Игра со смертью - Вера и Марина Воробей Страница 7

Туся внимательно посмотрела на новую знакомую.На вид ей было лет восемнадцать, у нее были светлые волосы и зеленые, широкорасставленные глаза. Когда Туся увидела ее в коридоре, ей показалось, что онаочень красивая. Но Алина относилась к тому типу девушек, которые на расстояниивыглядят интереснее, чем на самом деле. На ней был черный шелковый халат,расшитый золотыми птицами, и такие же черные с золотом тапочки.

– Почему ты хотела это сделать? – прямоспросила Туся.

В любом другом месте этот вопрос прозвучал быдико, но здесь, в больнице, таким вопросам никто не удивлялся.

– О-о, – значительно протянула Алина. – Этоцелая история.

Она смерила Тусю взглядом, как бы соображая,годится ли та для того, чтобы быть посвященной, и, видимо, решила, что – да.

– Понимаешь, у меня был друг. Он старше меняна десять лет, представляешь? – было заметно, что Алина гордится этим фактом. –Так вот, у нас были особенные отношения, как никогда и ни с кем другим. Он мнекак-то позвонил, а моя мать назло ему сказала, что я ушла с другим;представляешь? А он у меня такой нервный! Так разозлился! Я ему звоню, а онговорит, что знать меня не хочет, и трубку вешает.

Алина посмотрела на Тусю, ожидая сочувствия, ита скорчила понимающую мину.

– Нет, ты не представляешь! – продолжалаАлина. – Что мне оставалось после этих слов? Я и отравилась.

– А теперь что будешь делать? – спросила ееТуся.

Всегда интересно, что о своей жизни думаетчеловек, который еще недавно хотел с ней расстаться.

– Уйду в монастырь, – убежденно сказала Алина.– Я поняла, что в миру мне делать нечего.

Одна знакомая Тусиной мамы, тетя Оля, тожеушла в монастырь. Она разошлась с мужем, а детей у нее не было. Сначала она двагода была послушницей, а потом постриглась в монахини и сменила имя. Тусячитала открытки, которые та присылала Ирине Дмитриевне на церковные праздники ипоражалась. Казалось, что эти письма из другого мира: все земное действительноне волновало ее, то была не привычная тетя Оля, а совсем другой человек. Онаписала о том, что работает то в огороде, то на кухне, и что она счастлива какникогда.

– Я знаю, что то, что я сделала, – большойгрех, – говорила Алина. – Но если я не могу умереть, то жить среди этой грязи ятоже отказываюсь. Как только выйду из больницы – уйду в монастырь.

– Там хорошо, – поддержала ее Туся. Толькоработают целыми днями да молятся. Ни времени, ни сил на дурные мысли неостается...

– Работают? – повысила голос Алина ивозмущенно вскинула брови. – Меня там заставят работать?

– Конечно, – спокойно подтвердила Туся. А тыкак думала? Работать и молиться. Никаких личных вещей или свободного времени.Нельзя отлучаться с территории храма без благословения наставницы. И еще многоограничений.

Алина разочарованно и обиженно смотрела наТусю.

– Я не знала... – проговорила она. – Я думаласовсем не так...

Наверное, Алина представляла, как идет еймонашеское одеяние, какой она будет трагичной и романтичной. Ей виделось, какона будет молиться, изящно складывая руки на груди, а ее возлюбленный будетпожирать ее взглядом, припадая к монастырской ограде. Но Туся обрисовала ейтакую жизненную, неприглядную картину, что Алина даже забыла о ногтях, и мизинецостался не накрашенным.

Туся посмотрела на Алину, и ей стало смешно –настолько разителен был контраст между тем, что она говорила и что делала.Говорила о монастыре – и красила ногти. Готовилась к отшельничеству – и носилахалат, расшитый золотом. Но особенно неприятным было то, что вместо того, чтобыстыдиться своего поступка, Алина гордилась им.

«Как противно все это выглядит со стороны! –Думала Туся. – Подумаешь, трубку он повесил, сказал, что знать ее не хочет!Тоже мне повод для самоубийства!»

И тут Туся подумала о себе и своих несчастьях.Если бы она стала о них рассказывать, получилось бы также банально инеинтересно, как у Алины.

«Наверное, так всегда, – решила она. –Глупость особенно хорошо видна со стороны».

Тусе стало стыдно от мысли, что, должно быть,кто-то думает о ней так же, как она об Алине.

– А эти женщины как попали сюда? – тихоспросила Туся, чтобы сменить тему.

– Да ты говори, не бойся, – громко сказалаАлина. – Они все равно ничего не понимают.

Та, что стояла у окна, повернулась к девочками сказала:

– Я все понимаю, только мне плохо слышно,потому что у меня свои голоса.

– Какие голоса? – спросила Туся.

Она все еще не могла понять, что находитсясреди не вполне нормальных людей, и во всем искала здравый смысл.

– Обыкновенные. Инопланетные, – сказалаженщина, продолжая что-то высматривать в окне.

– И что они говорят? – ехидно спросила Алина иподмигнула Тусе.

– Говорят, чтобы я следила во-он за темикустами. Поэтому я от окна не могу отойти.

Тусе стало до слез жалко бедную женщину.

Если тебе четырнадцать и ты со странностями,есть еще надежда на исправление, но если тебе пятьдесят...

– Слушай, – обратилась она к Алине, – а может,она действительно слышит голоса? Об этом снято много фильмов: человек что-тослышит или видит, а ему никто не верит.

– Ага. – Алина скептически прищурилась. Еслиона слышит голоса, тогда и у Клавдии Петровны предки были енотами-полоскунами.

– Кем-кем? – не поняла Туся.

– Еноты-полоскуны – мои дальние родственники,– вступила в разговор Клавдия Петровна...

Она опять выжимала тряпку, и Туся заметила,что тряпка у нее совершенно белоснежная, чище, чем у некоторых носовые платки.

– От них я унаследовала любовь к чистоте. Немогу выносить, когда в доме натоптано или пыль лежит по углам. Ненавижу грязь,от нее все несчастья.

Клавдия Петровна вытерла лоб тыльной сторонойладони.

– Видишь, руки у нее по локоть белые. – Алинатолкнула Тусю в бок. – Это от всяких моющих средств.

И действительно, руки женщины были такимибелыми, что казалось, будто на ней длинные перчатки. Тусе стало неприятно, чтоАлина смеется над своими соседками, да еще и ее хочет привлечь на свою сторону.

– Тебе их не жалко? – спросила она.

– А чего жалеть? – ответила Алина, но, увидев,что Тусю передернуло от ее слов, добавила: – Если бы от этого что-тоизменилось. А то – жалей не жалей, они этого даже не поймут.

Попрощавшись, Туся ушла к себе и поплотнеезакрыла дверь. Она боялась, что за ней может увязаться вся эта компания:жестокая, самовлюбленная девочка, женщина с инопланетными голосами и дальняяродственница енота-полоскуна. Она была рада, что с ней в палате никого нет,потому что иногда одиночество гораздо лучше вот такого соседства.